Вспоминается мне ранняя погожая осень текст
Великому Бунину. Погожая осень
Антоновские яблоки. Погожая осень.
I.
. Вспоминается мне ранняя осень, погожая.
Август был с тёплыми дождиками, что целыми днями шли без конца,
Как будто нарочно выпадавшими – для сева, похоже,
Дождики – в самую пору, в середине месяца.
А «осень и зима хороши живут,
коли на Лаврентия вода тиха и дождик» тут.
Потом бабьим летом паутины много село на поля.
Это тоже добрый знак: «Много тенетника* на бабье лето – осень ядрёная».
Помню раннее, свежее, тихое утро.
Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад,
помню кленовые аллеи, тонкий аромат
опавшей листвы и – запах антоновских яблок чуть свет,
запах мёда и осенней свежести букет.
Воздух так чист, точно его совсем нет.
И тишину утра, где стоит прохлада,
нарушает только сытое квохтанье дроздов в чаще сада
на коралловых рябинах, где их уголок,
голоса, да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок.
. К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Темнеет.
И вдруг ещё запах: в саду – костёр алеет
и крепко тянет душистым дымом вишнёвых сучьев – струйкой длинной.
В темноте, в глубине сада – сказочная картина:
точно в уголке ада,
пылает около шалаша багровое пламя, окружённое мраком сада,
и чьи-то чёрные, точно вырезанные из чёрного дерева силуэты
двигаются вокруг костра, как затемнённые планеты,
меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням, в дым одеты.
То по всему дереву ляжет чёрная рука в несколько аршин, а кажется – до неба,
то чётко нарисуются две ноги – два чёрных столба.
И вдруг всё это с яблони скользнёт
и тень упадёт –
по всей аллее,
от шалаша до самой калитки темнеет.
Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни,
исчезнет в саду от костра жар и теней ад,
когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое созвездие Стожар,
ещё раз пробежишь в сад.
Шурша по сухой листве, как слепой, доберёшься до шалаша как-нибудь.
Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.
А чёрное небо чертят огнистыми полосками
падающие звёзды, летящие в тишину.
Долго глядишь в его тёмно-синюю глубину,
переполненную созвездиями,
пока не поплывет земля под ногами с ними .
Тогда встрепенёшься и, пряча руки в рукава,
быстро побежишь по аллее к дому в звёздном свете.
Как холодно, росисто
и как хорошо жить на свете!
–––––––––––
* Тенетник – осенняя паутина, летающая по воздуху.
––––––––––––––
Иван Алексеевич Бунин. Антоновские яблоки. (Отрывок.)
I.
. Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, с дождиками в самую пору, в середине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето — осень ядреная».
Помню раннее, свежее, тихое утро. Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, .
И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок.
. К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада — сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони — и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки. Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое созвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад. Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь
. А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому. Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!
Антоновские яблоки (И.А. Бунин)
Антоновские яблоки
…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, с дождиками в самую пору, в середине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето – осень ядреная»…
Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок <>
…К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно.
Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко
нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони – и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…
Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое созвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад.
Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.
– Это вы, барчук? – тихо окликает кто-то из темноты.
– Я. А вы не спите еще, Николай?
–Нам нельзя-с спать. А, должно, уж поздно? Вон, кажись,
пассажирский поезд идет…
Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле, дрожь
переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю…
– А где у вас ружье, Николай?
– А вот возле ящика-с.
Вскинешь кверху тяжелую, как лом, одностволку и с маху
выстрелишь. Багровое пламя с оглушительным треском блеснет к небу, ослепит на миг и погасит звезды, а бодрое эхо кольцом грянет и раскатится по горизонту, далеко-далеко замирая в чистом и чутком воздухе.
– Ух, здорово! – скажет мещанин. – Потращайте, потращайте, барчук, а то просто беда! Опять всю дулю на валу отрясли…
А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды.
Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!
«Ядреная антоновка – к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит» и хлеб уродился…
Вспоминается мне урожайный год.
На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лиловатым туманом, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце, и не утерпишь – велишь поскорее заседлывать лошадь, а сам побежишь умываться на пруд. Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая. Она мгновенно прогоняет ночную лень, и, умывшись и позавтракав в людской с работниками горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью, с наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо. К тому же наши Выселки спокон веку, еще со времен дедушки, славились «богатством». Старики и старухи жили в Выселках очень подолгу, – первый признак богатой деревни, – и были все высокие, большие и белые, как лунь <>
Под стать старикам были и дворы в Выселках: кирпичные, строенные еще дедами. А у богатых мужиков – у Савелия, у Игната, у Дрона – избы были в две-три связи, потому что делиться в Выселках еще не было моды. В таких семьях водили пчел, гордились жеребцом-битюгом сиво-железното цвета и держали усадьбы в порядке. На гумнах темнели густые и тучные конопляники, стояли овины и риги, крытые вприческу; в пуньках и амбарчиках были железные двери, за которыми хранились холсты, прялки, новые полушубки, наборная сбруя, меры, окованные медными обручами. На воротах и на санках были выжжены кресты. И помню, мне порою казалось на редкость заманчивым быть мужиком.
Г. Мясоедов. Косцы. Страдная пора
Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздник встать вместе с солнцем, под густой и музыкальный благовест из села, умыться около бочки и надеть чистую замашную рубаху, такие же портки и несокрушимые сапоги с подковками. Если же, думалось, к этому прибавить здоровую и красивую жену в праздничном уборе, да поездку к обедне, а потом обед у бородатого тестя, обед с горячей бараниной на деревянных тарелках и с ситниками, с сотовым медом и брагой, – так больше и желать невозможно!
http://www.artlib.ru/objects/gallery
Склад средней дворянской жизни еще и на моей памяти, – очень недавно, – имел много общего со складом богатой мужицкой жизни по своей домовитости и сельскому старосветскому благополучию. Такова, например, была усадьба тетки Анны Герасимовны, жившей от Выселок верстах в двенадцати. Пока, бывало, доедешь до этой усадьбы, уже совсем обедняется. С собаками на сворах ехать приходится шагом, да и спешить не хочется, – так весело в открытом поле в солнечный и прохладный день! Местность ровная, видно далеко. Небо легкое и такое просторное и глубокое. Солнце сверкает сбоку, и дорога, укатанная после дождей телегами, замаслилась и блестит, как рельсы. Вокруг раскидываются широкими косяками свежие, пышно-зеленые озими. Взовьется откуда-нибудь ястребок в прозрачном воздухе и замрет на одном месте, трепеща острыми крылышками. А в ясную даль убегают четко видные телеграфные столбы, и проволоки их, как серебряные струны, скользят по склону ясного неба. На них сидят кобчики, – совсем черные значки на нотной бумаге .
Озёрки. Дом-музей И.А. Бунина
Сад у тетки славился своею запущенностью, соловьями, горлинками и яблоками, а дом – крышей. Стоял он во главе двора, у самого сада, – ветви лип обнимали его, – был невелик и приземист, но казалось, что ему и веку не будет, – так основательно глядел он из-под своей необыкновенно высокой и толстой соломенной крыши, почерневшей и затвердевшей от времени. Мне его передний фасад представлялся всегда живым: точно старое лицо глядит из-под огромной шапки впадинами глаз, – окнами с перламутровыми от дождя и солнца стеклами. А по бокам этих глаз были крыльца, – два старых больших крыльца с колоннами. На фронтоне их всегда сидели сытые голуби, между тем как тысячи воробьев дождем пересыпались с крыши на крышу… И уютно чувствовал себя гость в этом гнезде под бирюзовым осенним небом!
Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах… Во всех комнатах – в лакейской, в зале, в гостиной – прохладно и сумрачно: это оттого, что дом окружен садом, а верхние стекла окон цветные: синие и лиловые.
Всюду тишина и чистота, хотя, кажется, кресла, столы с инкрустациями и зеркала в узеньких и витых золотых рамах никогда не трогались с места.
И вот слышится покашливанье: выходит тетка. Она небольшая, но тоже, как и все кругом, прочная. На плечах у нее накинута большая персидская шаль. Выйдет она важно, но приветливо, и сейчас же под бесконечные разговоры про старину, про наследства, начинают появляться угощения: сперва «дули», яблоки, – антоновские, «бель-барыня», боровинка, «плодовитка», – а потом удивительный обед: вся насквозь розовая вареная ветчина с горошком, фаршированная курица, индюшка, маринады и красный квас, – крепкий и сладкий-пресладкий… Окна в сад подняты, и оттуда веет бодрой осенней прохладой <>.
Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие…
Антоновские яблоки
Автор: Иван Бунин
Добавлено: 01.01.2016
Оглавление
…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в средине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето – осень ядреная»… Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их с сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:
– Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мед пьют.
И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке – посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни около шалаша – целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», – косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка – плисовая, занавеска длинная, а панева – черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»…
– Хозяйственная бабочка! – говорит о ней мещанин, покачивая головою. – Переводятся теперь такие…
А мальчишки в белых замашных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами, все подходят. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупает, конечно, один, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах – весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него «из милости», он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда «тронет» на тульской гармонике. И до вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски…
К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада, – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони – и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…
Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое семизвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад. Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.
– Это вы, барчук? – тихо окликает кто-то из темноты.
– Я. А вы не спите еще, Николай?
– Нам нельзя-с спать. А, должно, уже поздно? Вон, кажись, пассажирский поезд идет…
Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю…
– А где у вас ружье, Николай?
– А вот возле ящика-с.
Вскинешь кверху тяжелую, как лом, одностволку и с маху выстрелишь. Багровое пламя с оглушительным треском блеснет к небу, ослепит на миг и погасит звезды, а бодрое эхо кольцом грянет и раскатится по горизонту, далеко-далеко замирая в чистом и чутком воздухе.
– Ух, здорово! – скажет мещанин. – Потращайте, потращайте, барчук, а то просто беда! Опять всю дулю на валу отрясли…
А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!
«Ядреная антоновка – к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился… Вспоминается мне урожайный год.
На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лиловатым туманом, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце, и не утерпишь – велишь поскорее заседлывать лошадь, а сам побежишь умываться на пруд. Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая. Она мгновенно прогоняет ночную лень, и, умывшись и позавтракав в людской с работниками горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью, с наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо. К тому же наши Выселки спокон веку, еще со времен дедушки, славились «богатством». Старики и старухи жили в Выселках очень подолгу, – первый признак богатой деревни, – и были все высокие, большие и белые, как лунь. Только и слышишь бывало: «Да, – вот Агафья восемьдесят три годочка отмахала!» – или разговоры в таком роде:
Уходящая зрелость: цитаты об осени из русской классики
Александр Куприн — «Грантовый браслет»
К началу сентября погода вдруг резко и совсем неожиданно переменилась. Сразу наступили тихие и безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.
Владимир Короленко — «Поздняя осень»
Наступает поздняя осень. Плод отяжелел; он срывается и падает на землю. Он умирает, но в нем живет семя, а в этом семени живет в «возможности» и все будущее растение, с его будущей роскошной листвой и с его новым плодом. Семя падет на землю; а над землей низко подымается уже холодное солнце, бежит холодный ветер, несутся холодные тучи. Не только страсть, но и самая жизнь замирает тихо, незаметно. Земля все больше проступает из-под зелени своей чернотой, в небе господствуют холодные тона. И вот наступает день, когда на эту смирившуюся и притихшую, будто овдовевшую землю падают миллионы снежинок и вся она становится ровна, одноцветна и бела. Белый цвет — это цвет холодного снега, цвет высочайших облаков, которые плывут в недосягаемом холоде поднебесных высот,— цвет величавых и бесплодных горных вершин.
Константин Паустовский — «Мой дом»
Особенно хорошо в беседке в тихие осенние ночи, когда в саду шумит вполголоса неторопливый отвесный дождь.
Прохладный воздух едва качает язычок свечи. Угловые тени от виноградных листьев лежат на потолке беседки. Ночная бабочка, похожая на комок серого шелка-сырца, садится на раскрытую книгу и оставляет на странице тончайшую блестящую пыль. Пахнет дождем — нежным и вместе с тем острым запахом влаги, сырых садовых дорожек.
Лев Толстой «Война и мир»
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лились массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из-за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса, и далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Иван Тургенев — «Осенний день в березовой роще»
С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновение, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая.
Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам. Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаками; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбалось. то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли. и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Михаил Шолохов — «Тихий Дон»
В больничном садике хозяйничала осень: крыла дорожки оранжевой бронзой листьев, утренними заморозками мяла цветы и водянистой зеленью наливала на газонах
траву. В погожие дни по дорожкам гуляли больные, вслушиваясь в переливы церковных звонов богомольной Москвы.
Иван Бунин — «Антоновские яблоки»
Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками в самую пору, в середине месяца. Помню раннее, свежее, тихое утро. Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет. Всюду сильно пахнет яблоками.
Сергей Козлов — «Как Ежик с Медвежонком ловили осень»
Весь день шёл дождь, ночью перестал, к утру похолодало.
Ёжик с Медвежонком вышли на крыльцо, постояли немного, вдыхая холодный воздух.
Всё вокруг было непонятно: деревья стояли зелёные, жёлтых листьев было ещё совсем мало, и всё равно — за каждым стволом сидела осень.
— Видишь? — сказал Ёжик.
— Ага, — сказал Медвежонок. — Так и глядит.
— Вот бы её поймать!
— А давай, — Медвежонок чуть не поперхнулся. — Давай поймаем и запрём в чулан. Представляешь? Запрем её в чулан, и сразу — лето!
Читайте также
Дневник стюардессы: Пассажиры напиваются в хлам, а экипаж зарабатывает на блатняке
Экс-бортпроводница крупной российской авиакомпании написала юмористическую книгу о своих похождениях
Самые интересные книги в жанре нон-фикшен последних месяцев
«Эротическая история Версаля», «100 рассказов из истории медицины» и «Повседневная жизнь советской коммуналки»
Приключения сорванца, путеводитель по грибам и битва фиксиков
Новинки детской литературы
Эрнст помог: О последствиях книжной ярмарки «Nonfiction»
Корреспондент «КП» подводит итоги главного литературного события декабря
ЛитРес объявил лауреатов премии «Электронная буква»-2019: победила история подростка со сверхспособностями
3 декабря в пространстве Community прошел финал первой премии в области электронных и аудиокниг «Электронная буква», которую ежегодно проводит ГК «ЛитРес»
Даст ли банк второй кредит, если не выплатил первый?
Решили с женой взять кредит на ремонт квартиры. Но у меня уже есть автокредит. Сосед говорит, что по новым правилам банк не даст мне второй. Правда ли это? И какие условия нужно выполнить, чтобы получить деньги? Андрей, Красноярск
В Банке России рассказали про гарантированный пенсионный план
Для чего он нужен и как система будет работать, разъяснил Владимир Таможников, директор департамента стратегического развития финансового рынка Банка России
Людмила Хворостовская: «Когда Дима пел итальянские произведения, многие думали, что он итальянец…»
В издательстве «Эксмо» вышла книга мамы Дмитрия Хворостовского — «Сибирская сага. История семьи»
«Я министра обороны родная сестра»: Маргарита Симоньян презентовала книгу «Черные глаза»
В сборник рассказов главреда канала «RT» вошли смешные и местами немножко грустные истории из ее журналистской жизни
«Почему у вас кот жёлтый?» — «Он белый. Просто у нас курят»
Владимир Шахиджанян выпустил новую «книгу-инструкцию» — на этот раз про то, как бросить курить
«Француз» Юрия Костина завершил трилогию, начатую «Русским» и «Немцем»
Презентация романа «Француз» писателя Юрия Костина состоялась в Московском доме книги на Новом Арбате 11 ноября 2020 года
Читатели выбирают лучшие книги вместе с LiveLib и ЛитРес
Началось голосование в премии «Выбор читателей 2019»
Зачем нужна кредитная история?
Кредитная история — это слепок вашей финансовой репутации
Бродский как певец империи, а Жуковский в роли несчастного влюбленного
Новинки книг в жанре нон-фикшен
125 лет назад прошла коронация последнего русского царя
В издательстве «Вече» вышла книжка российского публициста и историка Петра Мультатули «Император Николай II» Цветная жизнь была», посвященная царской семье
Владимир Вишневский советует хранить вредность
Известный поэт, выдумщик одностиший, выпустил новую книгу
Изувеченная мужем Маргарита Грачева представит свою книгу 24 октября
Презентация пройдет с 19:00 до 20:00 в магазине Читай-город в ТРЦ «Европейский»
Фокусы, приключения, любовь и рассказы о советских игрушках
Самые интересные книжные новинки октября
«Цой приходил ко мне во сне после своей смерти и говорил: «Не волнуйся, все хорошо»
«КП» рассказывает о последних ярких книжных новинках
Неон, бетон и эскалаторы: канадский фотограф выпустил уникальную книгу о советском метро
Снимки Кристофера Хервинга из «подземной экспедиции» публикуются впервые
Возрастная категория сайта 18+
IV. Работа с текстом (в группах).
На карточках – фрагменты текстов Бунина. Учащиеся проводят самостоятельное исследование текста с целью определения круга речевых средств, использованных автором.
Работа с фрагментом рассказа «Антоновские яблоки».
«. Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в средине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето – осень ядреная»… Помню раннее, свежее, тихое утро. Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег.
Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге».
Примерный ответ
Данный фрагмент в сочетании с включенными в него фольклорными элементами (народными приметами, названием религиозного праздника) создает образ России, страны, которой остался верен эмигрировавший писатель.
Анафорический повтор «вспоминается», «помню» сближает данный прозаический текст с поэзией. В этом фрагменте вообще много повторов, что характерно для стиля писателя. Звучит здесь и мотив звездного ночного неба, так часто встречающийся в лирических стихотворениях.
На читательское восприятие воздействуют не только нарисованные Буниным-художником картины, но и переданные им запахи (аромат опавшей листвы, запах дегтя, меда и антоновских яблок) и звуки (голоса людей, скрип телег, поскрипывание обоза по дороге).
Работа с фрагментом рассказа «Поздний час».
«Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, – гимназистом я думал, что он был еще при Батые. Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, – так молчалив он был, – хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял».
Примерный ответ
В данной зарисовке многообразны речевые средства, воссоздающие разные проявления чувственного восприятия.
Используются не только прилагательные для обозначения цвета (золотой), но и глагол со значением цвета (белел), который так же придает тексту динамизм, как и причастия «в мерцающем, дрожащем свете».
Бунин передает ситуацию в восприятии конкретного лица, на что указывает использование местоимения «месяц был слева от меня». Это делает зарисовку более реалистичной и ставит в центр внимания внутреннее состояние человека, которое раскрывается в воспринимаемых им картинах.
В описании старого моста интересно объединение разных сторон восприятия в сложном прилагательном грубо-древний: грубый указывает на внешние признаки моста, древний привносит в эпитет временной оттенок.
Работа с фрагментом рассказа «Косцы».
«Прелесть была в том несознаваемом, но кровном родстве, которое было между ими (косцами) и нами – и между ими, нами и этим хлебородным полем, что окружало нас, этим полевым воздухом, которым дышали и они и мы с детства, этим предвечерним временем, этими облаками на уже розовеющем западе, этим свежим, молодым лесом, полным медвяных трав по пояс, диких несметных цветов и ягод, которые они поминутно срывали и ели, и этой большой дорогой, ее простором и заповедной далью. Прелесть была в том, что все мы были дети своей родины и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их не надо, не должно понимать, когда они есть. И еще в том была (уже совсем не сознаваемая нами тогда) прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была – Россия, и что только ее душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох березовом лесу».
Примерный ответ
В рассказе «Косцы» используется анафорическое построение (для данных предложений характерно единоначатие), что сближает это прозаическое произведение с поэзией. Этот фрагмент построен как лирический монолог. Лирическая экспрессия создается повторами разных типов: лексический повтор (слова было, этот), повтор однокоренных слов (в родстве, хлебородном, родина), повторы слов с общей семантикой «общий» (общий, родной, кровный, родство, вместе).
Звучит тема России, как и в большинстве произведений И. А. Бунина, словами «мы дети своей родины», «наш общий дом»автор признается в любви к этой стране, подчеркивая кровное родство с ее народом.
В данном тексте проявляется еще одна особенность, характерная для стиля писателя: автор воздействует на разные чувственные восприятия читателя, описывая цвет (розовеющий запад), запах (медвяные травы), подключает даже вкус (ягод, которые «поминутно срывали и ели» косцы).
Домашнее задание:
1. Написать миниатюру «Впечатления от первой встречи с Буниным».
2. Индивидуальные задания:
а) вопрос 4 на странице 54 учебника: «С чем связана поэтизация одиночества в творчестве Бунина 1900-х гг.?» Рассмотрите стихотворения «Сонет», «Одиночество»;
б) сообщение на тему «И. А. Бунин – тончайший живописец природы».
Урок 3
Лирическое мастерство, красота и гибкость
стиля поэзии И. А. Бунина
Цели:научить определять особенности поэзии Бунина, ее тематику; продолжить работу по развитию навыков анализа поэтического текста.
Ход урока
. Он просто пишет прекрасные стихи.
I. Проверка домашнего задания.
– Чем же запомнился вам Бунин как человек и писатель?
Учащиеся делятся впечатлениями от первой встречи с Буниным, зачитывают миниатюры, подготовленные дома.
Папиллярные узоры пальцев рук — маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни.
Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим.
Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций.
Опора деревянной одностоечной и способы укрепление угловых опор: Опоры ВЛ — конструкции, предназначенные для поддерживания проводов на необходимой высоте над землей, водой.
