Воспоминания бабушки о детстве
Воспоминания о детстве. Бабушка
Есть такая байка. Про Федула. Что этот самый Федул – губы надул. У него спрашивают, что ты, Федул, опечалился, а он и говорит:
«Кафтан прожег.»
«А велика ли дыра?»
«Один ворот остался.»
Этот анекдот рассказывала мне бабушка, когда я, иной раз, застревал дома и мы с ней сумерничали на пару, вместе. Обычно то я дома не сидел. Занятий у меня было по горлышко.
Но не уроков. Уроки делались сразу после школы, в полчаса. И все- свободен! Свободен на весь огромный день. Свободен, как птица. Хочешь на горсоветский луг лети, хочешь прошвырнись до вокзала, хочешь на речку сбегай . Да все с друзьями. А с друзьями- десятки затей, о которых я расскажу как-нибудь отдельно. Но бывало, что в дождливые дни я оставался дома с бабушкой . И мы беседовали. Я ее теребил, задавая разные вопросы.
«Бабань, а ты в школе хорошо училась?»
«А как же, внучек»
А сколько лет ты училась?»
«Два года. В нашей поселковой школе детей только два года учили.»
«А ты что-нибудь помнишь из того, чему тебя учили?»
«Конечно. Все помню»
«Да, ладно…Все. Скажешь тоже! – усомнился я,- А расскажи какое-нибудь стихотворение на память. Вы же учили в школе.»
И тут, к моему удивлению, бабушка принялась шпарить, как по-писанному. Сам то я с трудом могу выучить стих и мучился очень, когда к новогоднему утреннику мне надо было рассказать басню «Стрекоза и муравей» . Ох, и невзлюбил я тогда дедушку Крылова! Бабушка же взялась за дело бодро и рассказала стих энергично, ни разу не сбившись:
Пахнет сеном над лугами.
В песне душу веселя,
Бабы с граблями рядами
Ходят, сено шевеля.
Там — сухое убирают;
Мужички его кругом
На воз вилами кидают.
Воз растет, растет, как дом.
В ожиданьи конь убогий
Точно вкопанный стоит.
Уши врозь, дугою ноги
И как будто стоя спит.
Только жучка удалая
В рыхлом сене, как в волнах,
То взлетая, то ныряя,
Скачет, лая впопыхах.
«Здорово!»- в искреннем восхищении заметил я.
Бабушкина память так меня изумила, что одну-две строфы ее стихотворения я запомнил. Через много лет в антологии русской поэзии наткнулся на этот стих, как на родного и чуть не прослезился.
«Вот же он!- радовался я, как ребенок. А стихотворение это написал, оказывается, известный русский поэт Аполлон Майков и называлось оно «Сенокос».
Расскажу о бабушке чуть подробнее, ведь теплая память о ней сохранилась во мне на многие годы.
Она была очень простодушна и очень добра. Ее простодушие было столь велико, что могло сойти за глупость. Но она, отнюдь не была глупой. Расскажу вам про кур. Мы обитали в маленьком городке, а особенность маленьких городков в том, что в них мирно уживается, как городская, так и деревенская жизнь. Хотя мы жили в обычном многоквартирном доме, у нас, как и у большинства, были еще разные довески в виде сараев, гаражей, садовых, огородных участков. Но для рассказа сейчас важно сказать, именно о сарае, в котором бабушка держала кур. Куры, понятное дело, неслись. Бабушка не считала количества яиц. Наша загруженная работой мама, однажды ,утомившись от науки, решила навести порядок. Она завела тетрадь, в которую стала записывать сколько какая курица и когда снесла.
«Манечка,- бабушка так чуднО называла маму,- что их считать? Сколько есть- все наши.» На том дело и кончилось.
Когда я был маленьким, она нередко играла со мной «молчанку». Выигрывал тот, кто дольше промолчит. Я, как правило, выигрывал. Но, выигрывая, засыпал.
Бабушка никогда не ругала меня и не кричала на меня, она давала мне полную свободу действия и перемещений. Никогда не спрашивала она об уроках, что я особенно ценил. Теперь я понимаю, что именно бабушка была в нашем доме «хранительницей очага». Если выражаться высоким слогом. Именно на ней держалось все хозяйство.
Мама работала учителем в школе. Она преподавала математику и черчение. Работала она и в школе, и дома: проверяла тетради, составляла планы, готовила карточки для индивидуальных заданий. Ее попросили наладить преподавание черчения, которое в те времена считалось важным и нужным для практики предметом. Чтобы ученики лучше понимали черчение, мама покупала красивые разноцветные куски мыла и из них сама с необычайным тщанием и совершенством вырезала самые разнообразные детали с уступами, впадинами, отверстиями, скосами, желобами. Я полагаю этих «мыльных» деталей у нее было с полсотни. По ним ученики в школе выполняли изображения предметов, их проекции и разрезы.
Маме было не до хозяйства.
Дедушка тоже много работал. Хотя дома- отдыхал. Он работал всю жизнь, начиная с двенадцати лет и выглядел старше своих лет. Дома он выполнял мужскую работу.
Мама и дед нас с Вовкой любили, но чувства свои проявляли сдержанно. И могли быть иногда строгими. В бабушке же строгости не было никакой. Одна доброта.
Расскажу один случай. Дело обстояло так. В бабушкиной комнате стоял огромный немецкий сервант(подарок дяди Жени). Он состоял из множества больших и маленьких шкафчиков, полочек, углублений. А наверху, за стеклом стояла красивая посуда и дюжина хрустальных рюмок.
Мне исполнилось одиннадцать лет и мы с Вовкой решили отметить мой юбилей. Событие было исключительное. То есть оно было исключительным не потому, что юбилей, а потому, что его задумали отметить. У нас в доме дни рождения не отмечались и подарки по такому малозначительному событию не дарились. Просто мы хотели пригласить девчонок в гости(Аню и Галю).а какой повод лучше дня рождения. В гости лучше было пригласить не домой, а в сад. Наш сад находился в десяти минутах ходьбы от дома. В нем был сарай для садовой утвари, который мы считали за маленький домик. Там была кровать, тумбочка и один стул. Я любил бывать в домике летом. В углу домика было свалено сено.
Мы с Вовкой решили купить две бутылки ситро. А для праздничности на время взять из серванта четыре хрустальные рюмки. Благо ключ нередко торчал в шкафчике и взять рюмки незаметно не составляло труда. Задумано- сделано. Девчонки пришли, мы весело посидели, а когда пошли их провожать рюмки сунули в подпол, чтобы на следующий день забрать.
Каково же было наше удивление и смятение, когда рюмок назавтра в подполе не оказалось. Беда! Нам грозил дедушкин праведный гнев и справедливые санкции. Грустные и поникшие вернулись мы домой.
Ключ по-прежнему торчал в шкафчике. Механически, без всякой мысли открыл я его и посмотрел на переливающиеся грани рюмок. Шесть из них стояли впереди, а две во втором ряду за ними. Я поправил одну из рюмок и мне показалось, что в заднем ряду явный их избыток. Что такое? Быстрым движением я отодвинул передний ряд. Так и есть! Сзади стояли не две рюмки, а шесть. О чудо! Все рюмки необъяснимым образом оказались на месте.
Конечно, потом я догадался, что это бабушкиных рук дело. А она и бровью не повела. И полслова не сказала. Как будто и не было ничего.
В том же серванте, но уже в другом шкафчике бабушка хранила одну важную книгу, которую нам не показывала, но мы с Вовкой не раз ее с любопытством разглядывали. Это была библия с красочными и выразительными картинками. Я спрашивал у бабушки:
«Бабань, неужели ты веришь в бога?»
Бабушка отвечала дипломатично: «Не знаю, внучек. В молодости не верила. А сейчас- немножко верю.»
«Как же можно верить в бога? Что он? На небе что-ли живет, в облаках?- глупо спрашивал я, воображая, что срезаю её наповал. Словоохотливая бабушка тему развивать не захотела и я оставил неприятный для нее разговор.
Как-то, проездом, у нас остановилась бабушкина хорошая знакомая. Она должна была переночевать и на следующий день поездом уехать. Утром, не прощаясь, она собралась и уехала. К вечеру бабушка обнаружила, что библия исчезла. Ее знакомая, которой она показывала книгу, оставила в глубине шкафа записку, в которой признавалась, что взяла библию и что ей очень стыдно. Кроме того, она оставила в бумажке сто рублей( немалые по тем временам деньги). Бабушка решительно отказывалась обсуждать пропажу. Несколько недель она ходила, как в воду опущенная. Но природное жизнелюбие и уравновешенность взяли свое.
А я с тех пор никогда не спрашивал у бабушки верит ли она в бога.
Много лет прошло с тех пор. Бабушки уже давно нет в живых. Но я вспоминаю о ней с огромной любовью .Одно время меня мучила мысль, что я никак бабушке не отплатил за ее доброту. И ничего для нее не сделал. А ведь я уже вырос и мог бы помочь ей хоть в чем-то. А вот теперь ее нет и помогать некому и долг мой всегда со мной и останется.
Но однажды в руки мне попалась мудрая книжка, а в ней я вычитал мудрую мысль, которая все разрешила и все поставила на свои места. Не надо переживать, если ты не можешь вернуть долг человеку. Никакой в том беды нет. Ты всегда можешь вернуть долг любому другому человеку и это будет равносильно тому, как если бы ты вернул долг твоему благодетелю прямо в руки.
С тех пор я успокоился. А через некоторое время пошел работать в школу. Меня не интересовали отличники или сильные ученики. Я искал тех, кто нуждался в моей помощи. И находил их в избытке. Я учил их математике. Но на самом деле математика была только прикрытием. Единственное, что было важным так это жалеть детей и гладить их по головке. В прямом и переносном смысле.
Детство наших бабушек
Мой сын Сашка в свои полтора года самостоятельно включает мультфильмы, звонит по мобильнику бабушке и знает, как завести любимую машинку. Современным детям с первых дней жизни доступны все достижения технического прогресса, на них работают целые корпорации по производству детских товаров, педагоги всего мира разрабатывают сотни обучающих программ. У нынешних мальчишек и девчонок есть все: компьютеры и телевизоры, модная одежда, сладости, возможность развиваться и видеть мир — из всего этого состоит сейчас детство и сложно представить, что счастье ребенка возможно без этого.
Однако это возможно. «Летидор» поговорил с теми, чьи детские годы выпали на другое время. Анна Рубанова и Зинаида Жукова были маленькими девочками почти 90 лет назад. Свое детство, в котором собирали осот, делали самокаты-ледяшки и ходили в кино раз в пять лет, они считают самым обычным.
Анна Тимофеевна Рубанова (слева) и Зинаида Серафимовна Жукова.
Мои собеседницы – жительницы Новосибирска, бывшая медсестра и работница авиастроительного завода, теперь уже бабушки и прабабушки. Их детство прошло в разных уголках страны. Анна Тимофеевна уроженка Иркутской области, средняя среди пятерых братьев и сестер. Зинаида Серафимовна родилась в Ленинграде, но большую часть детства провела в детском доме в одном из сел недалеко от северной столицы.
Детские радости
«Детство у нас точно было самое обычное», — начинают они свой рассказ. Играли в лапту, классики, зимой катались на санках, ледяных горках. Свободного времени было много, вот и придумывали все новые и новые забавы.
Инструменты для развлечений делали своими руками. Польешь доску водой и заморозишь – вот тебе и самокат-ледяшка, обстругаешь палку — получится бита для лапты. Старший брат Анны Тимофеевны сам делал лыжи. Распаривал доски, загибал край и сушил в таком состоянии.
Девочки, рано научившись шить, мастерили кукол. Обычно это были тряпичные поделки, но иногда случалось счастье — удавалось где-то добыть изготовленную на заводе голову для куклы, к которой сами пришивали туловище. Получалась игрушка на зависть всем подругам. Только однажды в жизни, улыбаясь, рассказывает Зинаида Серафимовна, ей подарили самую настоящую заводскую очень красивую куклу, она дала ей изысканное имя Валентина и хранила ее много лет. «А в куклы до сих пор не наигралась — признается она. — Если вижу в витрине, могу долго стоять и смотреть».
Таких кукол шили наши прабабушки
Будни
Детство в 20-е годы было коротким. Работать начинали с малых лет, причем не только бедняки, но и наследники вполне зажиточных семей. Начинали с самого простого: помогали по дому, смотрели за младшими детьми или стояли в магазине в очереди. Взрослые дети, те, что старше 10 лет, пасли свиней и гусей, косили траву, пололи грядки, собирали лен, мастерили из дерева, вязали, пряли, шили, торговали. Это не считалось чем-то постыдным, наоборот, старались работать хорошо.
С упорным трудом связана она из самых ярких историй детства Анны Тимофеевны. Ее, тогда еще десятилетнюю девчонку Нюрку, отправили вместе с взрослыми пропалывать поле. Голыми руками с утра до вечера рвали осот — очень колючую траву. Руки за считанные часы покрывались волдырями. «Самое страшное, — говорит — было надеть рукавицы. Вдруг подумают, что лентяйка». Опухшие руки лечила потом долго, зато за усердный труд получила грамоту и чайник меда. Чайник меда! Сложно представить себе счастье ребенка, который сладости видел лишь несколько раз в году.
Сладости
В колхозах, где приходилось работать, «вкусно кормили кашей, иногда даже на молоке», счастливо жили, когда «ели досыта», работали «за еду». Даже в сытые годы деликатесы видели редко, ели очень простую пишу: кашу, картошку, хлеб, домашние овощи. В голодные тридцатые само по себе наличие еды было счастьем. Какие были лакомства? Да самые простые — собранные летом почки липы, щавель, саранки, медунки, черемуха.
Анна Тимофеевна вспоминает такую историю. Мать в поисках дополнительных средств к существованию выращивает табак и обменивает его на продукты. Однажды торговля прошла очень удачно, домой вернулась с огромным красивым караваем хлеба. Дети в предвкушении праздника столпились вокруг «вот бы отломить кусочек!». Нетерпение пришлось немного угомонить, дожидались возвращения всех домочадцев. И вот, наконец, все уселись за столом и начали делить каравай. Уже хрустит зажаренная корочка… как вдруг внутри оказывается старая шапка, которую мошенница запекла, обернув в тонкий пласт теста. Представьте себе детское разочарование! Анна Тимофеевна вздыхает: «Эта булка до сих пор перед глазами стоит. Красивая».
У Зинаиды Серафимовны свои грустные воспоминания. Дело было в школе. Они, вечно голодные детдомовцы, всегда с завистью смотрели на деревенских учеников. У тех на обед была с собой вареная картошка и молоко. Чтобы деревенские дали попробовать кусочек картошки и глоток молока, детдомовцы катали их на переменах на загривке по всему коридору.
Уведомления
Смотри и читай!
Мы возобновили рассылку новостей
Страна рекомендует!
Теперь на Е1.RU cамые интересные новости страны! Важные публикации и резонансные новости других городов «Сети городских порталов» вы можете читать в специальном разделе «Рекомендуем».
Все новости
Золотая стройка на месте золотого завода: в Екатеринбурге появится особенный элитный дом
«Все мы родом из детства»: уральский застройщик объявил 2020–2024-й Годами семьи и детства
ВИЗ встал в пробку из-за ДТП на трамвайных путях, есть пострадавшие
«Все могло быть плачевнее, до летальных исходов»: репортаж из Екатеринбургского цирка, где подрались львы
Авто: Влияет ли быстрый разгон на расход топлива: вот что говорит физика
«Уральские авиалинии» не взяли на борт около 70 пассажиров, летевших из Китая в Екатеринбург
Девочка, которая хотела счастья: истории мигранток, которые бегут спасаться в Екатеринбург
Авто: «Власти роют себе яму»: что думают эксперты о беспрецедентном ужесточении штрафов для водителей
Пассажирка «Уральских авиалиний» обвинила компанию в незапланированной пересадке в Китае, охваченном коронавирусом
Водитель МАЗа, с которого упал 16-тонный груз, раздавивший две машины: «Понадеялись на авось»
«Самое страшное — если он опять мутирует»: нужно ли Екатеринбургу бояться китайского коронавируса
Кот-рыба и хорьки в рукавах: 20 самых забавных питомцев читателей E1.RU
«Едущие по трамвайным путям — те же обочечники»: горожане — о запрете проезда по рельсам на Ленина
«Это тот маньяк!» Как без тиндера и ночных клубов найти свою любовь всего за пять минут
В Ростуризме сообщили, что все российские туристы вернулись из Китая
Самопиар или доброе дело? Почему губернатор Куйвашев рекламирует малый бизнес в своем Instagram
Маски по цене золотого слитка: екатеринбуржец, живущий в Китае, рассказал, как страна пытается выжить
«Автомобилист» в Новосибирске в третий раз в сезоне проиграл своему потенциальному сопернику по плей-офф
Чиновники объяснили, почему спортсмен-инвалид вынужден работать курьером
«Выводили как опасных преступников»: гость кафе, куда нагрянул ОМОН, рассказал о жестком задержании
Пенсионеру из Екатеринбурга продали в кредит «чудо-наматрасник» за 84 тысячи рублей
«Вирусы есть везде»: Роспотребнадзор дал советы школьникам, как защитить себя от коронавируса
«Если бы я полез в клетку, все бы закончилось плачевно»: дрессировщик — о драке львов в Екатеринбургском цирке
В Свердловской области у 11 человек, вернувшихся из Китая, заподозрили коронавирус
Успеть за 5 секунд: где в Екатеринбурге родители записывали детей в школу быстрее всего
Чаще всего в ДТП попадают безработные: изучаем портреты самых «аварийных» водителей на уральских дорогах
Спортсмен без рук и ног устроился работать курьером в Екатеринбурге
Бывший главный архитектор Екатеринбурга: «Цыганский поселок на Шаумяна надо сносить»
Поправки Путина в Конституцию поддержали 80% россиян: вот самые популярные
«Уральские авиалинии» отменили все регулярные рейсы в Китай из-за смертельного коронавируса
Коммунальная война: в Екатеринбурге ночью забрызгали краской стены в подъездах домов
С владельца Среднеуральской птицефабрики, устроившего лобовое ДТП, потребовали 13 миллионов
«Это нарушение ГОСТа»: автоэксперт назвал абсурдом запрет проезда по трамвайным путям на Ленина
Почти треть водителей скорой помощи Екатеринбурга отказались работать на пермских машинах. Им нашли замену
В Екатеринбурге посадили мужчину, который из любопытства делал лечебную настойку на листьях конопли
Авто: Подушка опасности. Разбираемся, почему автомобилисты отказываются менять «скандальные» эйрбэги
В свердловском правительстве — новый министр экономики. Он не местный
В Екатеринбурге застройщик собрал с покупателей домов 40 миллионов, но ничего не возвел
5 вечеров в Екатеринбурге: какое шоу приготовила Ани Лорак и когда парни из группы «Хлеб» устроят слем
Впервые ели Snickers и ходили пешком в Африку: трогательные воспоминания читателей E1.RU о детстве
Подборка ностальгических текстов, которые точно заставят вас улыбнуться
Детство — время, когда радостей в миллион раз больше, чем бед
Фото: Артем Устюжанин / E1.RU
Чаще всего детство — это то время, которое мы вспоминаем с теплотой и нежностью. Каким бы трудным оно ни было, со временем в памяти остаются только самые трогательные моменты. Как ходили с папой на рыбалку, как родители прятали подарки на день рождения в шкафу, а мы их обязательно отыскивали, не дотерпев пары дней, как чудили с братьями и сестрами, как учились дружить.
Мы попросили подписчиков нашей группы во «ВКонтакте» прислать такие истории из детства и публикуем сейчас самые милые из них. Почитайте.
Светлана Кислякова: «Помню, как мама купила первую диковинную шоколадку — Snickers. По дороге домой я даже пританцовывала от ожидания, счастья и нетерпения. И вот он, заветный миг. После переделывания кучи ненужных, скучных и утомительных вещей (таких как мытье рук, переодевание, ужин) я наконец-то стою возле мамы на кухне и с замиранием сердца смотрю на нож, который уже коснулся коричневой блестящей обертки шоколадки с красно-синими буквами… Прищурившись, слежу, какой из кусочков побольше. Внутри идет борьба: отдать ли побольше маме или забрать себе? Пока размышляю, мама уже порезала заветный батончик на четыре равные части: мне, сестренке, себе и папе. И вот моя долька у меня в руках. Она мне кажется гигантской, и она только моя! У меня в душе такое чувство, что я прикасаюсь к чему-то великому. Сначала я попробовала крошку шоколада сверху, потом чуточку нуги, потом выковыряла орешек, потом откусила. Мне хотелось почувствовать весь вкус этого чуда, чтобы потом хвастаться перед ребятами, что я ела Snickers!»
Мария Рябовол: «Новогоднее воспоминание. У меня оба родителя — учителя, и есть младшая сестра. Соответственно, сладких новогодних подарков у нас всегда было много: мне дарили в школе, сестре — в садике, маме и папе каким-то образом доставалось что-то в школе для нас как для учительских детей — то ли заказать можно было дешевле, то ли вообще даром давали. В общем, на каждый Новый год — по несколько мешков в семье. И в один прекрасный летний вечер мы случайно обнаружили в шкафу подарок с конфетами, про который все просто забыли с зимы. Вот счастье-то было!»
Максим Агеев: «Воспоминаний действительно много. Это и то, как запускали кораблики по весне с друзьями, когда все таяло и по улице Фестивальной и другим улицам вдоль поребриков текла вода, и как мы провожали свои корабли из пенопласта по несколько кварталов. Как ходили с учителями в походы в парк Победы, воспоминания о прекрасных учителях, некоторые из которых были ветеранами войны, воспоминания о своем классном руководителе, потрясающей женщине, которая вкладывала в нас чувства любви и уважения друг к другу, давала жизненные советы, которые очень повлияли на отношение к жизни, к людям в лучшую сторону, пробуждала лучшие качества даже в самых отъявленных хулиганах.
Вспоминаются добрые отношения между людьми, когда родители друзей относятся к тебе как к своему ребенку, а твоих друзей любят у тебя дома. Как первый раз в 13 лет сам поехал на «Москвиче-412», а отец хвалил, что получается не бросать сцепление, и помню, как он был рад этому. Как у брата родители приехали с юга и привезли ведра разных фруктов, и мы ели, пока в горле не встало. Помню, как строили горки, Новый год на площади Уралмаша, огромная елка, салют на 9 Мая, когда на улице были, наверное, все жители окрестных домов.
Как залипали в приставки днями с друзьями и картриджи эти таскали, менялись, видеокассеты с фильмами. Помню, как записывали клипы, ждали, пока они начнутся по телику. Как родители говорили, чтобы во столько-то был дома, но нам не хотелось, мы гуляли, играли — домой не загонишь. Столько всего было, даже и не выделить особо какие-то конкретные моменты. Детство — прекрасное время».
Каникулы в детстве — когда на улице проводишь времени больше, чем в помещении
Фото: Артем Устюжанин / E1.RU
Abyazova Yana: «С папой однажды поспорили, кто встанет и пойдет на каток в четыре или пять утра, в итоге папа проспорил. Но я все равно добилась своего, и мы пошли с утра пораньше на каток. Было здорово, так как никого не было, кроме нас, тишина, и валит снег».
Людмила Лучникова: «Когда я училась в начальной школе, была такая организация «Зеленый патруль». Нас в нее торжественно приняли и выдали удостоверение. Мы с сестрой учились в разных школах, но делалось это параллельно, и она тоже удостоилась этого звания. Мы все такие воодушевленные пошли творить добро. Но что делать и как помогать, не знали. Увидели сломанную ветку на дереве, полезли ее забинтовывать. Нас отругала мимо проходящая женщина. Так закончилась наша экодеятельность».
Лидия Бродельщикова: «Самое восторженное воспоминание было, когда отец из трехмесячного рейса приходил. С судна их еще пару дней почему-то не отпускали, зато мы с мамой на буксире к нему на судно ехали. И я издалека уже видела, как папа стоит, нас встречает. И момент, когда я вся в предвкушении встречи, когда буксир швартуется к «рыболову» — минуты тянутся очень долго, а папу я уже вижу. До сих пор мурашки по коже от этих воспоминаний».
Kira Ro: «И рыбачили, и сплавлялись на резиновых лодках или камерах. Жевали гудрон, подорожник к ранке прикладывали, зимой по гаражам прыгали (или с них), бегали по стройкам, игры с мячом всем двором (независимо от возраста), дежурства в школе, катались с горок на портфелях, строили шалаши на деревьях (и ведь не ломал никто), на лыжах в лес уходили, новые тропы прокладывали, школьные анкеты, собирали всевозможные вкладыши, кораблики по ручейкам пускали (со спичкой, вымазанной в смоле), шифер в костер кидали или толь жгли, ели цветки-«кашки», первые походы с ночевкой в палатках. О детство!»
Ольга Ичкова: «Была у нас забава — за футбольным полем стоял высоченный столб с прикрученными к крутящейся верхушке канатами. Называлось это гигантские качели. Внизу после дождя всегда была огромная лужа, кто-то из взрослых привез и высыпал кучу земли, она так и осталась там на многие годы, с нее стартовали и делали круг. Играли в палки-банки, в стрелки, в прятки, в «Казаки-разбойники». А еще у нас была огромная лужа, не пересыхающая все лето, оставшаяся на месте снесенного дома, осталось много палок после сноса. Мы делились на две команды, вставали по разные стороны лужи, и была задача пульнуть палку к берегу напротив и окатить ту команду. А сейчас что? Скукота!»
Надя Корина: «А я с братом ела мороженое наперегонки, но я специально ела медленно, чтобы подольше насладиться, а он быстро съедал и сидел смотрел на меня довольный, что первый съел. »
Светлана Яковлева: «Мама рассказывала, как я в два года варила кашу. Родители, уложив меня спать (спала я крепко и долго), решили сходить в кино (рядом с домом). Когда пришли, то я, уже выспавшись, хозяйничала по дому. Помогла постирать маме — замочила в тазике с бельем своего чебурашку. Затем в этот же таз вместе с бельем и игрушкой насыпала крупу и макароны. Увидев эту картину, мама спросила, что это я делаю. Я ответила: «Варю кашу для вас!»
О самых смешных проделках мы обычно не помним, о них рассказывают нам родители
Фото: Артем Устюжанин / E1.RU
Алёна Харви: «Мы с подругой Людкой в Африку ходили. Мне было шесть лет, она на два года младше. Гостили у бабушки в деревне. В Африку пошли, чтобы проверить, правда ли там, как в песне, реки такой ширины, а горы такой высоты, и далее по тексту. Взрослым о планах ни слова, к авантюре пытались подключить такую же малышню, но никто не согласился. В результате пошли вдвоем.
План был такой: сначала до деревни Корюкова, где у Людки жила мировая тетка, которая должна была обеспечить нас сухарями в дорогу, ну а оттуда уже напрямую в Африку. До сих пор не знаю, где находится эта деревня, в какой стороне. Но тогда это было несущественной деталью, и пошли мы по единственной дороге, ведущей из бабушкиной деревни. В дороге питались цветками медуницы. Дошли до следующей деревни.
Там, чтобы не светиться и не попасться никому на глаза, пошли задворками. Мимо оросительного канала — неширокого, но глубокого и с течением. На дне с красивыми камешками. Этот канал внес существенные изменения в наши планы. Мы нашли мостик и стали пытаться достать красоту со дна. В результате я упала в воду. Была ранняя весна, и я была в пальто. Пальто сильно мешало маневрировать в воде. Я схватилась за мостик, но вылезти из воды не могла. Людка, как ни пыталась, тоже затащить меня не смогла. До дна я не доставала. Тогда моя подруга стала звать на помощь. Откуда-то с задворок огородов появился мужик и за воротник пальто достал меня из воды и от моста отодрал.
Ну а дальше случилось то, почему мы с Людкой не пошли по деревне, а старались обойти ее задами — нас сразу же признали чужаками. Маленькие дети, не местные, одни, без взрослых. В общем, не порядок. Мужик отвел нас к себе в дом, его жена меня, насквозь промокшую, переодела: выдала свои панталоны, которые мне были до пят, кофту в пол и что-то еще для тепла. Нас накормили и стали пытать, откуда мы и кто такие. Мы раскололись — сказали, что идем в Африку. Через деревню Корюкова. Они удивились, сказав, что деревня Корюкова совсем в другой стороне. Имена наших пап и мам им ни о чем не сказали, а вот бабушку они мою знали. И сразу поняли, откуда мы.
За это время мы уже обогрелись, наелись, а я успела набить карманы чужой, выданной мне кофты конфетами. Нас посадили в мотоцикл с люлькой и повезли домой. Посреди дороги нас встретила идущая нам навстречу процессия из жителей бабушкиной деревни. Во главе с моей бабушкой с вицей в руке. Тут же была малышня, которая нас, вероятно, и выдала. Собственно, состоялась передача.
А мораль этой истории такова — люди раньше были добрее, а жизнь проще. Без привлечения милиции сами решили вопрос: мужчина без задней мысли, что его могут обвинить в педофилии и в домогательствах, сначала спас меня, потом привел нас в свой дом, а затем отвез до родных. На наш поиск без привлечения спасательных отрядов вышла вся деревня, а мои родители, несмотря на миф о том, что в деревнях живут сплетники и люди малоделикатные, так ничего об этом происшествии не узнали.
Уже после смерти бабушки, а умерла она в очень почтенном возрасте, мама у меня спрашивала, не знаю ли о происшествии, о котором сокрушалась бабушка в последние дни жизни. Она говорила, что сильно сожалеет о том, что недостаточно отблагодарила мужчину, который когда-то давно привез ее внучку. Я ответила маме, что даже предположить не могу, о чем идет речь, а про себя подумала, что, конечно, бабушке в тот момент было не до этого — она вынашивала план наказания для меня, нерадивой. А этим рассказом я хочу поблагодарить этого мужчину и от себя, и от бабушки, что вот так буднично, без особого пафоса человек совершил маленький подвиг — не оставил в опасности двух маленьких детей и сделал все, чтобы вернуть их родным».
А у вас какое самое смешное или милое воспоминание из детства? Пишите в комментариях
Фото: Артем Устюжанин / E1.RU
Если вам нужна еще одна порция ностальгии, посмотрите подборку старых елочных игрушек от читателей Е1.RU. А здесь — воспоминания о том, что подписчики нашей группы во «ВКонтакте» сделали в первый раз в прошлом году.
Рассказ «Воспоминания моей бабушки» Ольги Угаровой
Об авторе
Ольге 11 лет, она ученица 5 «А» класса МОУ «Национальный лицей-интернат им. Г.С.Лебедева» г. Чебоксары ЧР.
Оля учится в лицее, в специализированном художественно-эстетическом классе, параллельно обучается в музыкальной школе по классу гитары. Охотно посещает занятия в театральной студии лицея, танцевальном кружке «Родничок» и фольклорном ансамбле «Пилеш».
В свободное время любит рисовать, занимается рукоделием. Любит читать. Участвовала в конкурсе короткого рассказа «Сказки Андерсена на новый лад» (2009 г.).
«Воспоминания моей бабушки»
Я люблю с бабушкой ходить в лес: она знает много интересного и рассказывает мне по пути о народных приметах, о грибах, о ягодах и лекарственных растениях.
Однажды летом, рано утром, мы с бабушкой пошли в лес за грибами. Накануне прошёл дождь, высыпало много грибов. Мы быстро наполнили корзины, сели на пенёк отдохнуть. Бабушка налила мне в кружку молока и дала ломоть чёрного хлеба – до чего же он был вкусным здесь, в лесу! Кругом было тихо, лишь изредка раздавались голоса птиц.
– А ты в своём детстве так же ходила со своей бабушкой в лес по грибы, по ягоды? – спросила я бабушку, зная, что она любит вспоминать и рассказывать о прошедших годах.
– Оленька, моё детство совпало с войной, если ты хочешь знать, как жилось нам, я расскажу тебе, – ответила бабушка. Бабушка начала рассказывать, а я, затаив дыхание, слушала.
– Война началась в 1941 году, двадцать второго июня. Германия напала на нашу страну. Это нападение было неожиданным для всех. Было воскресенье, я со своей бабушкой, твоей прапрабабушкой, пошла в лес за земляникой, а когда мы вернулись, узнали, что началась война…
Все мужчины уходили на фронт: ушел добровольцем и мой отец. В деревне остались одни старики, женщины и дети. Но и в тылу они старались помогать фронтовикам: вязали тёплые варежки, носки и посылали всё это солдатам.
Помню, как ждала писем с фронта моя мама. В начале войны мне было всего четыре года, но я хорошо помню эти годы…, ох и тяжёлое было время! В нашей семье было семеро детей. С малых лет нас приучали к труду. Тогда всем было нелегко. Чтобы прокормиться, приходилось много работать.
Бывало, зимой, когда не хватало еды, мы выкапывали из-под снега мёрзлую картошку, потом мама делала из них лепёшки. Мы ели всей семьёй из одной большой чашки. Компот варили из сушёных яблок и замороженной калины.
Как радовались мы, когда закончилась война! Но не все наши земляки возвратились домой, многие погибли во время сражений. Не вернулся домой и наш отец, твой прадедушка. Ох, как же нам было тяжело без отца! Эта война забрала много людей, – тяжело вздыхая, сказала бабушка. Я обняла её, стараясь успокоить.
– После войны были тоже голодные годы. Был такой случай с моей мамой, – продолжала бабушка, вытирая слёзы. – Однажды она с нашей соседкой пошла на колхозное поле за горохом. Тогда ничего государственного нельзя было брать: за это наказывали беспощадно. Если охранник видел на колхозном поле людей, то их потом сажали в тюрьму. Но моя мама с соседкой рискнули – нечем было кормить детей! Вот они начали собирать горох, но охранник заметил их. Соседку посадили в тюрьму, а маму не стали трогать: все знали, что у неё семеро детей.
Летом в клубе работал садик. Колхозники оставляли своих детей на целый день. Я тоже ходила туда. Мы в садике играли, ели и спали днем на одном большом ковре. Дети чуть постарше помогали няне смотреть за детьми. Мои старшие братья и сёстры работали на полях. Ведь летом очень много работы! Чтобы успеть собрать урожай, они работали допоздна.
В школе я училась десять классов. За учебу надо было платить. Но для меня учеба была бесплатной, потому что у нас не было отца. Моей старшей сестре пришлось учиться только до четвертого класса. Потом мать не смогла её обучать в школе: нужно было работать, денег не хватало.
Но были в моём детстве и радостные моменты, – лицо бабушки просветлело. В летнее время в деревне работал Республиканский передвижной колхозный театр. Артисты приезжали к нам в течение пяти-шести лет. Жили они в семьях колхозников, и в нашей семье тоже. За это нам бесплатно показывали первые постановки.
Как хорошо играли артисты! Мы восхищались ими! Эти спектакли до сих пор у меня перед глазами, – лицо бабушки просветлело. – Однажды в районе был объявлен конкурс художественных коллективов. Молодежь деревни решила участвовать в конкурсе. Вместе с завклубом мы подготовили спектакль на чувашском языке. Мы очень старались. И заняли в районе первое место! Я тебе дома покажу фотографии, хоть они и пожелтели от времени, но на них можно разглядеть наши счастливые лица. Много всего было.
Солнце уже высоко поднялось. Изредка в голубом небе пробегала лёгкая прозрачная тучка.
– Сегодня будет жаркий день. Оля, нам пора домой, я тебе в следующий раз ещё что-нибудь расскажу. Я до сих пор всё хорошо помню, – заторопилась бабушка. Я помогла ей встать, и мы, не спеша, пошли домой.
Фото и рисунок автора
Работу прислала Щербакова Татьяна Николаевна,
учитель русского языка и литературы МОУ «Национальный
лицей-интернат им. Г.С.Лебедева» г. Чебоксары ЧР
Воспоминания о бабушке
Воспоминания о бабушке – это самые живые и самые светлые воспоминания моего детства. Светлы они и в переносном, и даже в буквальном смысле слова.
Яркий зимний день на пороге весны, воскресенье. Сегодня бабушка водила нас, внуков, причащаться за ранней обедней. Нас разбудили непривычно рано, затемно, совсем, нам казалось, ночью. Умывшись и надев приготовленные с вечера рубашки и курточки, мы, не завтракая, пустыми московскими улицами пошли в церковь. Было темно, на небе виднелись звезды, морозило. А сейчас, когда мы возвращаемся, — повсюду солнце, чувствуется март.
Дома – поздравления, накрытый белоснежной скатертью стол, роскошный по военному времени завтрак. У всех радостные лица. И особенно светлая – и ясностью глаз, и освещающей лицо улыбкой, и солнечными зайчиками в седых волосах – бабушка, торжественная, счастливая. Морщины на ее лице стали как-то незаметны, и зашедшая за чем-то соседка удивленно говорит ей: «Евдокия Романовна, а ведь вы сегодня помолодели». И надо видеть, с какой доброй и скромной улыбкой бабушка машет рукой – дескать, полно вам! Скоро ей опять на кухню, в кладовку, но сейчас – ее время, ее праздник.
Еще мне вспоминается лето. Мы все в деревне – у дедушки, заштатного
священника. Сегодня чьи-то именины, собрались родные, гости. Нам, детям, сегодня меньше внимания, целый день мы где-то бегаем без надзора, во время обеда стол для нас накрывают отдельно от взрослых, после обеда разрешают не спать, и сейчас мы увлечены какой-то игрой – словом, сегодня всё необычно. Жарко, мне давно уже хочется пить, но я боюсь упустить что-нибудь интересное. Наконец все-таки упрашиваю ребят, чтобы без меня не разрушали крепость, и опрометью бегу в дом. Взрослые собрались на террасе за чаем. Бабушка в простенькой, но, как и всегда, идеально чистой, отглаженной белой кофточке, с милой стариковской улыбкой, посмеиваясь сама над собой, о чем-то рассказывает. Я подбегаю и прижимаюсь к ней, мне не до разговоров, мне нужно скорее возвращаться к ребятам. От нетерпения я дрыгаю ногой, а бабушка, слегка обняв меня, все продолжает о чем-то говорить. «Бабушка, бабушка. », – скороговоркой бормочу я и тормошу ее. «Ну, что тебе, дедушка?» – баском говорит она и приближает ко мне лицо с добрыми, ясными глазами.
Много таких отрывочных воспоминаний детства полны для меня тепла и света.
+ + +
Это просто счастье, что именно моя бабушка вводила меня в жизнь. Она была убежденной и просвещенной христианкой, она открыла мне Бога и научила любить Его. Бабушке был совершенно чужд тот безнадежно-равнодушный взгляд на религиозное воспитание детей, который теперь нередко встречается у пожилых людей. Всегда, несмотря на противодействие и даже подчас оскорбления, она старалась делать, как она говорила, дело Божие. И какой такт, какое благородство, какой высокий личный пример жизни, христианского характера она при этом показывала!
Поистине свет ее светил пред людьми, и они, видя ее добрые дела, прославляли, может быть, бессознательно, сами того не зная, общего нашего Небесного Отца.
Главное, что привлекало в бабушке, – это ясность и цельность ее духовного облика. Скромная русская простота, – и в то же время удивительное изящество души (у меня почему-то образ бабушки ассоциируется с простенькой и милой травкой наших лугов – «богородициными слезками», которую сама бабушка очень любила). Участливая стариковская доброта, благодушие, мягкая шутливость, уступчивость в мелочах – и прямота, твердость во всём действительно важном. Нас, внуков, она никогда не баловала, но и не ворчала без толку. И никогда никакой фальши, никакого ханжества. Дети всё это ясно чувствуют.
Бабушка никогда не кривила душой, слово ее было правдиво и твердо. Такая независимость, самобытность теперь нередко вытесняется в человеке выгодным приспособленчеством к стандартам, общепринятым взглядам и влияниям, которым он постоянно подвергается извне (детский сад, школа, работа, радио, телевидение, печать). Бабушка избежала такой духовной стереотипности. Но надо заметить, что ей было чуждо и обычное для стариков ворчливое сожаление: вот-де, в наше время было не то, что теперь, а куда лучше. Она радостно признавала все то действительно хорошее, что дает сейчас людям жизнь.
А ее собственная жизнь была куда как нелегка! Бедная крестьянка Симбирской губернии, она совсем еще молодой осталась вдвоем с маленьким сыном (моим будущим отцом), и до самой революции, около двух десятков лет, ей пришлось жить в кухарках, главным образом, как я помню из ее рассказов, в больших волжских городах: в Нижнем, Казани, Самаре, Саратове, Астрахани. «Хозяевами» ее была семья адвоката. И вот знаю, что это может показаться преувеличением, но все-таки скажу, что вряд ли я встречал другого человека с такой цельной внутренней и внешней культурой, как эта бывшая крестьянка-кухарка. Замечателен был ее интерес к знаниям – тот трогательный интерес и безкорыстная любовь простого человека к знанию, которые теперь то ли не очень бывают заметны, то ли стали реже встречаться.
Несмотря на пресловутый закон о «кухаркиных детях», бабушка вывела своего сына в студенты Казанского Императорского (как тогда говорили) университета. Помню, когда у нее выдавалась свободная минута, она любила почитать. Она как-то очень умно и полезно знала русскую культуру, вернее – жила в ней, органически с нею сжилась. Не всегда она могла дать исчерпывающие ответы на мои безконечные детские вопросы, вопросы современного школьника, но я чувствовал: самое главное она знает, даже когда простодушно отвечает: «А я, внучек, этого не знаю». Чего стоил один ее разговор – мудрая, простая русская речь, живая и неизменно честная.
Теперь я понимаю, что такая уверенная оценка духовных ценностей выработалась у бабушки благодаря ее ясному христианскому миропониманию. Ее разум был просвещен светом Христовым, и никакие хитросплетения жизни не могли ее запутать.
Перед самой войной у нас случилось несчастье: тяжело и надолго заболел отец. Целых шесть лет он, сам врач, понимавший свою обреченность, был прикован к постели. А это были годы военных лишений, когда и все почти вокруг нас жили трудно, впроголодь. Не хочется вспоминать, как тогда пришлось жить нам.
А пожалуй, нет – хочется. Странно сказать, но даже об этом тяжелом времени остались какие-то детски неконкретные воспоминания как о чем-то беспечальном, наполненном живым интересом. То есть я могу ясно вспомнить о многих печальных событиях, например о потере карточек на продукты, но это я вспомню только нарочно, а так, подсознательно, оставшееся от прошлого – все-таки светло.
Но на бабушку тогда легли основные домашние заботы обо всем семействе, включая трех малолетних внуков (один из нас тогда, в начале войны, был еще грудным ребенком). Нужно ли говорить о том, как тяжело ей тогда приходилось! Но уныния не было. Только иногда она говорила непонятные мне тогда слова: «Бог посетил нас».
Часто бабушка была вынуждена просить о чем-то других, и я, в то время очень застенчивый, гордый и обидчивый мальчик, всегда удивлялся тому, как просто и достойно она это делала и как охотно все шли ей навстречу.
Бабушка и сама любила – именно любила – помогать другим. Так, из своих буквально нищенских в то время средств она очень спокойно, как нечто само собой разумеющееся, отделяла некоторую часть нищим, которых в то военное время было великое множество, особенно при московских храмах.
Уважали бабушку все. Это единодушие, пожалуй, даже удивительно, если учесть, с одной стороны, ее прямой характер, а с другой – тот «коллектив», в котором мы жили. Наша коммунальная квартира представляла собой старинный барский особняк в центре Москвы (в шестидесятых годах его снесли). В коридор выходило десятка два комнат, и жили в них самые разные люди: здесь были и профессор математики, и безнадежный, худющий, как скелет, алкоголик, спортсмен-чемпион, дворник, дряхлеющая представительница аристократической фамилии и многие, многие другие. Кухня же была общая, на всех – одна длинная раковина с двумя кранами. Рассказывать о том, что происходило в такой квартире, не буду: это и увело бы в сторону, да и, как говорится, не нахожу красок.
Мы, дети, подростки, были в курсе всех квартирных страстей. Но я не помню случаев, чтобы в самозабвенной баталии принимала участие бабушка. Напротив, к ней обычно обращались после безплодных споров. «Евдокия Романовна, рассудите нас», – говорят ей, бывало. Она слушает, неодобрительно качает головой, а потом мягко, но твердо скажет: «Судить вас меня никто не ставил, а сделать нужно все-таки вот так, так будет справедливо». И спорившим нечего было возразить. Кто-то из них оставался, может быть, недовольным, но – худой мир лучше доброй ссоры. Придя после этого в комнату, бабушка в ответ на неудовольствие кого-нибудь из моих родителей («И сколько можно этим заниматься! Как не надоест связываться!») с удивленно-виноватой улыбкой отвечала: «Да ведь как же иначе? В Евангелии-то что сказано о миротворцах?»
Без громких фраз она делом, самой своей жизнью, бодростью в несчастьях, неизменной благожелательностью показывала, какими бывают настоящие христиане. Людей влекло к ней, и без какой-либо специальной словесной проповеди она оказывала на них, как я думаю, очень сильное религиозное влияние. В субботу перед всенощной к бабушке то и дело стучались соседи: «Евдокия Романовна, возьмите поминание!» Все поминания – а их насчитывалось штук пять (причем давали их иногда люди, о которых никто этого и не подумал бы), – все поминания бабушка складывала в чистейший холщовый мешочек, в котором на следующий день она приносила от ранней обедни просфоры.
Бабушка никогда не наказывала меня и не пугала наказаниями (насколько я помню), но мои проступки она настолько серьезно принимала к сердцу, что для меня заранее лишались сладости многие запретные плоды. Огорчить бабушку было неприятно, и, скрепя сердце, я вынужден был отказаться от набега на чей-то сарай в углу двора, и от «мужского» разговора с ребятами, и от многого другого.
Не знаю, чем это объяснить, но в детстве между мной и братом нередко вспыхивали по пустякам ожесточенные споры, переходившие иногда в драки. Бабушка вмешивалась, «увещала», примиряла и обязательно требовала самого трудного для меня: чтобы мы помирились, обнялись. У брата был открытый, общительный характер, он быстро мирился и на всё соглашался, а я, бывало, насупившись, только отрицательно мотаю головой. Бабушка подталкивает меня к брату и, нагнувшись надо мной, тихонько просит: «Ну же, если любишь меня, обними его».
Как никто другой бабушка могла вникнуть в мои интересы. Может быть, это и естественно, ведь она приближалась к тому, чтобы по евангельскому завету – как ребенок – перейти в иную жизнь, в Небесное Царство.
И уже здесь, на земле, она получила, думается, свою первую награду: радостную умиротворенность души, проявлявшуюся иногда даже в ее внешности.
Эта умиротворенность наложила свой отпечаток и на ее кончину. Смерть бабушки была такой «непостыдной и мирной», что я не могу себе представить лучшего конца земного пути человека, готовящегося к «доброму ответу на Страшном Судище Христовом». Она тихо скончалась ранней весной, в самый день Ангела моего отца (тогда уже покойного), в теплый и светлый день святого Алексия, человека Божия. За несколько часов до ее смерти я сидел у большой старинной голландской печи, рядом с сундуком, на котором за занавеской всегда спала бабушка. Последние дни ей нездоровилось. «Боря, почитай мне», – тихо попросила она. Я раскрыл на закладке лежавший сверху в стопке книг Новый Завет и начал читать главу из Евангелия от Иоанна о воскрешении Лазаря. Подняв от книги голову, я увидел на глазах у бабушки слезы. «Бабушка, что ты? Больше не читать?» Она медленно положила руку мне на голову и, как будто не слыша моего вопроса, тихо и одушевленно прошептала: «Боря, всегда помни и люби Его». И на мой недоуменный взгляд горячо пояснила: «Его – Христа Спасителя!» Помолчав немного, она попросила: «Почитай-ка мне, внучек, еще вот это», – и указала глазами на лежащую здесь же книжечку – акафист святому Алексию, человеку Божию.
Вечерело. Лучи заходящего солнца мягко освещали комнату. За приоткрытой форточкой стихал воробьиный гомон, уступая месту негромкому перезвону весенней капели. А бабушка радостно слушала.
Детские воспоминания. Про моих бабушек
У меня, как и у любого ребёнка, было две бабушки. И как у многих детей, если уж говорить честно, одна бабушка была любимая, а вторая не очень любимая. Конечно, любимая бабушка – это мамина мама. Почему конечно? Я понимаю, что есть исключения из правил, и есть семьи, где в отношениях между свекровью и невесткой есть любовь, и бабушки обожают внуков, внуки бабушек и жизнь у них сладкий мармелад. Но давайте будем честны: чаще всего любимые бабушки – это мамины мамы.
Моя любимая бабулечка. Она была похожа на добрых бабушек со старых советских мультфильмов: толстенькая, с седой гулечкой на голове, в платочке и передничке. От неё всегда пахло сдобным тестом и любовью. Есть запах у бабушкиной любви. Он не похож на запах родительской и мне так его не хватает: там и сладкий ванилин и корвалол, фруктовые карамельки и валерьянка, аромат сушеных яблок и что-то ещё совершенно неопознаваемое.
Очень часто мамочки жалуются, а иногда и вовсе негодуют о том, что бабушки излишне балуют детей, всё позволяют им, закармливают. Да так всё и было! И это были мои самые сладкие, самыё тёплые дни. Я знала, что мне можно всё: доставать хрустальную посуду из секции и играть в ресторан, перетрясать шкатулки с украшениями и шкафы с нарядами, прыгать на кроватях, бросаться подушками – короче, всё то, что дома было строго запрещено. Бабушка всегда разрешала по-настоящему помогать на кухне, с настоящим ножом, резать и чистить. Ну а накормить ребёнка – это наивысшая цель. Пирожки, пончики, блинчики, оладушки, булочки – обязательно, каждый день.
Да, бабушки должны баловать и любить своих внуков, а родители пусть воспитывают. Пусть бабушка лечит внуков чаем с малиной и кормит пирожками. А мама может лечить или не лечить ребёнка таблетками, кормить здоровой и полезной едой, одевать по-погоде. Это всё такие мелочи. А то тепло, та любовь, та нежность – это так важно, это на всю жизнь, это воспоминания, в которые ты всегда можешь окунуться от всех жизненных тревог. Родительская любовь она другая, она более требовательная: ты должен быть хорошим ребёнком, хорошо учиться, не драться и не пачкаться, не обижать своих братьев и сестёр, помогать маме и д. р и п. р. Бабушке ты должен только одно – хорошо кушать, а она будет сидеть напротив и ласково улыбаться, а если нет аппетита – тревожно вздыхать и трогать лоб сухой тёплой ладонью.
Моя бабулечка! Как мне тебя не хватает! Никто никогда не любил меня так как ты: за мою лень; за мои проказы; за детские шалости и нелепые обманы; за перепачканные вещи и вечно сбитые коленки; за разбитые тарелки и сгоревший ковёр на полу; за бесчисленное число диких животных, которое я хотела одомашнить именно у тебя дома; за вшей, которых я принесла из школы и тебе пришлось обрезать свою седую гульку; за то, что я просто была твоей внучкой. И мне никогда не нужно было быть лучше для тебя.
Моя бабушка прожила очень долгую жизнь. Она не дожила 2 месяца до 100 лет. А я так мечтала о её юбилее. Чего только не пережила она за свою жизнь: революция, война, голод, болезни, смерть детей, предательство мужа. Хорошего было мало. Из шестерых её детей ни у кого жизнь не сложилась счастливо, двоих она похоронила. И внуков было всего трое, точнее три внучки. С мужем, моим дедом отношения у них были очень странные. Я никогда не видела, что бы они даже разговаривали. Он погуливал от неё всю жизнь, пил, деньги уходили мимо семьи, а дети голодали.
А сколько историй я слышала от бабушки. Я так любила слушать, а она
рассказывать, всегда по-взрослому, иногда не понятно, но всегда интересно:
о том, как она родила третьего сына в поле, и на следующий день – опять в поле, и ребёнок с ней;
о том, как в войну прятали цыган в подполе, а цыганка научила гадать её на картах. И бабушка частенько раскладывала карты, видела в них что-то, качала головой, но никогда никому не рассказывала, что же они ей рассказали;
о том, как умерла её дочка в 6 лет от тифа, а до этого за день бабушка видела над колыбелькой дочки полупрозрачную женщину в белом;
о том, как дед ушёл в партизаны, а вернулся не к ней;
о том, как она пришла в дом к свекрови, и первый раз дед поймал её на сеновале через пол года после свадьбы, а через 9 месяцев родилась дочка.
И ещё много-много о чём. О том, что сейчас может показаться вообще невероятным. И если бы у меня был шанс ещё раз увидеть свою бабушку — я бы ни о чём её не спросила, её жизнь для меня понятна, она была трудна и сложна. Я слышала её все истории по много-много раз. Я бы просто обняла её и вдохнула её запах. Мне так её не хватает.
