Милюков п н воспоминания

Павел Милюков — Воспоминания (1859-1917) (Том 2)

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Описание книги «Воспоминания (1859-1917) (Том 2)»

Описание и краткое содержание «Воспоминания (1859-1917) (Том 2)» читать бесплатно онлайн.

Милюков Павел Николаевич

Воспоминания (1859-1917) (Том 2)

ОГЛАВЛЕНИЕ II ТОМА:

Государственная деятельность (1907-1917)

1. Физиономия Третьей Государственной Думы 7

2. Кадеты в Третьей Думе 14

3. Три заграничные поездки 22

4. «Неославизм» и пацифизм 45

5. Моя деятельность в Третьей Думе 48

6. Разложение думского большинства 79

7. Der Mohr kann gehen (нем. «Мавр сделал свое дело. «-. ldn-knigi)

(Убийство Столыпина) 95

8. «Национальная» политика Сазонова и Балканы 105

9. Мои последние поездки на Балканы 117

10. Потеря русского влияния на Балканах 142

1. Положение историка-мемуариста 153

2. От Третьей Думы к Четвертой 155

4. Как принята была война в России 183

5. «Священное единение» 189

6. Прогрессивный блок 206

7. Наступление и борьба с «блоком» 218

8. Думская делегация у союзников 232

9. «Диктатура» Штюрмера 257

10. Перед развязкой 272

11. Самоликвидация старой власти 282

12. Создание новой власти 290

(2 марта 1917 г. — 25 октября 1917 г.)

1. Вступительные замечания 320

2. Состав и первоначальная деятельность

Временного правительства 325

3. Мои победы — и мое поражение 336

4. От единства власти к коалиции 371

5. Съезд Советов и социалистическое правительство 384

Приложение 1-е 395

Приложение 2-е 396

Приложение 3-е 397

1. ФИЗИОНОМИЯ ТРЕТЬЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

Первая русская революция закончилась государственным переворотом 3 июня 1907 года: изданием нового избирательного «закона», который мы, кадеты, не хотели называть «законом», а называли «положением». Но провести логически это различие не было, однако, возможности: здесь не было грани. Если гранью считать манифест 17 октября, то «положением», а не «законом», были уже, в сущности, «основные законы», изданные перед самым созывом Первой Думы: это уже был первый «государственный переворот». Тогда и теперь победили силы старого порядка: неограниченная монархия и поместное дворянство. Тогда и теперь их победа была неполная, и борьба между старым, отживавшим правом и зародышами нового продолжалась и теперь, только к одной узде над народным представительством прибавлялась другая: классовой избирательный закон. Но и это было, опять, только перемирие, а не мир. Настоящие победители шли гораздо дальше: они стремились к полной реставрации.

Если борьбе суждено было продолжаться в том же направлении в порядке нисходящей кривой, то на этом новом этапе она должна была происходить между самими победителями. Равновесие между ними, достигнутое <8>«положением» 3 июня, должно было оказаться временным. Так оно и случилось. Уже роль самого Столыпина в разгоне Второй Думы и в спешном проведении дворянского избирательного закона была диссонансом в победе правых. Для него переход от министерских комбинаций с «мирнообновленцами» к «союзу русского народа», покровительствуемому Двором, был уже слишком резок. В попытках создания собственной партии он унаследовал от гр. Витте союз с «октябристами», самое название которых уже было политической программой. И условием созыва Третьей Думы, естественно, явилось проведение этих его союзников в Думу в качестве ее руководителей и членов правительственного большинства. Но октябристы были группой, искусственно созданной при участии правительства. Даже по «положению» 3 июня они не могли быть избраны в достаточном количестве без обязательной поддержки более правых групп, тоже искусственно созданных на роли «монархических» партий (см. выше).

По положению 3 июня выборы оставались многостепенными, но количество выборщиков, посылавших депутатов в Государственную Думу на последней ступени, в губернских съездах было так распределено между различными социальными группами, чтобы дать перевес поместному дворянству (Каждые 230 земельных собственников посылали в это собрание одного выборщика, тогда как торгово-промышленный класс был представлен одним выборщиком на 1.000, средняя буржуазия — одним на 15.000, крестьяне — одним на 60.000 и рабочие — одним на 125.000 (Прим. автора).).

Так, с прибавкой из городов, были проведены в Думу 154 октябриста (из 442). Чтобы составить свое большинство, правительство своим непосредственным влиянием выделило из правых группу в 70 человек «умеренно-правых». Составилось неустойчивое большинство в 224. К ним пришлось присоединить менее связанных «националистов» (26) и уже совсем необузданных черносотенцев (50). Так создана была группа в 300 членов, готовых подчиняться велениям правительства и оправдывавших двойную кличку Третьей Думы: «барская» и «лакейская» Дума. Как видим, большинство это было искусственно создано и <9>далеко не однородно. Если Гучков мог сказать, в первых же заседаниях Думы, что «тот государственный переворот, который совершен был нашим монархом, является установлением конституционного строя», то его обязательный союзник Балашов, лидер «умеренно-правых», тут же возразил: «Мы конституции не признаем и не подразумеваем под словами: «обновленный государственный строй». А другой лидер той же группы, гр. Вл. Бобринский получавший жалованье от правительства, заявил — более откровенно, — что «актом 3 июня самодержавный государь явил свое самодержавие». Другие платные депутаты на ролях скандалистов, Пуришкевич, П. Н. Крупенский, Марков 2-й, могли вести борьбу за полную реставрацию, опираясь на придворные круги и не считая себя ничем связанными. Сам Столыпин в интервью для правительственного официоза «Волга» заявил, что установленный строй есть «чисто-русское государственное устройство, отвечающее историческим преданиям и национальному духу», и что Думе ничего не удалось «урвать из царской власти». Общим лозунгом, приемлемым для всей этой части Думы, оставался лозунг Гучкова: лозунг «национализма» и «патриотизма».

Не было, однако, в этой Думе единства и в рядах побежденных, — хотя бы в той степени, в какой, с грехом пополам, оно все же сохранялось в двух первых Думах. Там мы могли считать, что в борьбе с самодержавием была побеждена вся «прогрессивная» Россия. Но теперь мы знали, что побежденных был не один, а двое. Если мы боролись против самодержавного права за конституционное право, то мы не могли не сознавать, что против нас стоял в этой борьбе еще один противник — революционное право. И мы не могли, по убеждению и по совести, не считать, что самое слово «право» принадлежит нам одним. «Право» и «закон» теперь оставались нашей специальной целью борьбы, несмотря ни на что. «Революция» сошла со сцены, но — навсегда ли? Ее представители стояли тут же, рядом. Могли ли мы считать их своими союзниками? Нашими союзниками, хотя бы и временными, они себя не считали. Их цели, их тактика были и оставались другие. После тяжелых уроков <10>первых двух Дум с этим нельзя было не сообразоваться. Я говорил, что уже во Второй Думе конституционно-демократическая партия совершенно эмансипировалась от тех отношений «дружбы-вражды», которыми она считала себя связанной в Первой Думе. В Третьей Думе разъединение пошло еще дальше.

По самой идее Третьей Думы, в ней не должна была предполагаться наличность оппозиции. И на выборах правительство все сделало, чтобы ее не было. Избирательные коллегии тасовались так, чтобы надежные выборщики майоризировали ненадежных. Нежелательные элементы и не «легализированные» партии преследовались местными властями, не допускались к участию в выборах и т.д.

И, однако же, оппозиция проникла в Думу через ряд щелей и скважин, оставленных — как бы в предположении, что для полноты представительного органа какая-то оппозиция все же должна в нем присутствовать. Прежде всего, имелась на лицо целая партия, легализированная Столыпиным, но не связанная с правительством договором, вроде Гучковского: партия, назвавшая себя теперь «прогрессистами». Зерно ее составляли те «мирнообновленцы», из которых Столыпин выбирал когда-то кандидатов в министры. Они были конституционалистами неподдельными, и от времени до времени, уже в Думе поднимали вопрос об организации «конституционного центра». Но октябристам с ними было не по дороге, и скоро их потянуло в обратную сторону. К ним, напротив, стали присоединяться отдельные более последовательные политически октябристы, недовольные своими, но не желавшие все же леветь до кадетов. И фракция прогрессистов, единственная, уже в Думе возросла с 23 до 40 членов, оставаясь тем более рыхлой, неопределенной и недисциплинированной. Ход событий постепенно сблизил ее с кадетами; но это лишь развивало в ней стремление сохранить свою независимость и самостоятельность. В результате, от времени до времени, от них, как я уже замечал раньше, можно было ждать политических сюрпризов — вплоть до желания «перескочить» через к.д. влево.

Милюков п н воспоминания

Воспоминания (1859-1917) (Том 1)

Посмертное издание воспоминаний Павла Николаевича Милюкова едва ли нуждается в оправдании его необходимости.

Начиная с девятидесятых годов прошлого столетия и вплоть до октябрьского переворота 1917 года П. Н. Милюков занимал одно из самых видных мест в культурной и общественно-политической жизни России. Его научные работы выдвинули его в первый ряд русских историков. Как политический деятель, он принимал руководящее участие в сплочении и организации либерально-демократических течений в России, и с 1905 года он стал общепризнанным лидером образовавшейся тогда и быстро приобретшей большое влияние конституционно-демократической партии. Наконец, в образованном при его участии Временном правительстве первого состава он занимал пост министра иностранных дел.

Рассказ об этом периоде жизни и деятельности П. Н. Милюкова читатель найдет на страницах этой книги. До рассказа о его деятельности в последовавший затем период эмиграции воспоминания П. Н. Милюкова не доходят. В эмиграции П. Н. Милюков был редактором газеты «Последние Новости», в которой были помещены его многочисленные статьи по преимуществу политического содержания. Он напечатал несколько книг, как по-русски, так и на других языках. Не прекращал он и своей научной работы. Для предпринятого в 1930-х годах переработанного, т. н. юбилейного издания «Очерков по истории русской культуры», выдержавших раньше в России несколько изданий, П. Н. Милюков вслед за выпуском второго и третьего томов написал и издал новый полутом первого тома (свыше 300 стр.), посвященный доисторическим основам русского национального развития, и им оставлена подготовленною к печати вторая часть того же первого тома.

Печатаемые теперь воспоминания П. Н. Милюкова писались им, с перерывами, в течение последних двух с половиною лет его жизни. Как видно из пометки на рукописи авторского предисловия («В защиту автора»), П. Н. приступил к этой работе в сентябре-ноябре 1940 г. Составленное им подробное оглавление показывает, что он ставил себе задачею довести воспоминания до большевистского переворота. Но смерть — П. Н. скончался 31 марта 1943 г., 84 лет от роду — не позволила исполнить этот план до конца, и воспоминания обрываются на Корниловском восстании.

Исключительный интерес, который представляют воспоминания П. Н. Милюкова, и их высокая ценность в качестве исторического документа самоочевидны. Они вытекают из той выдающейся роли, которую П. Н. Милюков играл в один из самых критических периодов русской истории. Правда, о своей политической деятельности П. Н. Милюков писал и в некоторых своих прежних мемуарных или полумемуарных произведениях, напечатанных еще при его жизни (в статьях под общим заглавием «Роковые годы», покрывавших события 1902-1906 г.г. и напечатанных в «Русских Записках», и частью в «Истории второй русской революции», посвященной 1917 году).

Но в этих более ранних писаниях П. Н. Милюкова читатель не найдет ни многих существенных подробностей, введенных в воспоминания, ни главным образом имеющихся в воспоминаниях элементов «политической исповеди» — более свободных высказываний автора о его переживаниях, мотивах, целях, достижениях и неудачах. Что же касается первых частей воспоминаний, покрывающих детство, юность и начальные шаги П. Н. Милюкова на научном и политическом поприщах, то они впервые дают достаточно полную картину внутреннего развития и роста выдающегося русского ученого и политического деятеля.

Мы считаем нужным сказать несколько слов о встреченных нами в нашей редакторской работе проблемах и о тех принципах, которыми мы руководились при их решении.

В своем предисловии П. Н. Милюков пишет, что он приступил к писанию воспоминаний «при отсутствии всяких материалов, кроме запаса моей памяти». П. Н. Милюков жил тогда в Монпеллье и, затем, в Экс-ле-Бэн, отрезанный от своей парижской библиотеки и архива, опечатанных немцами и затем вывезенных ими в Германию.

Достать нужный материал на месте было невозможно. Лишь с течением времени ему удалось, как видно из его писем того времени, получить от друзей небольшое число книг; но подбор их был в большей части случайный, состоявший притом из разрозненных томов, переводов и т. п. Для большей части воспоминаний П. Н. Милюкову приходилось полагаться на свою память. Память у него была исключительная, но в некоторых случаях она ему всё же изменяла, а в тех условиях, в которых он работал, ему негде было навести нужные справки.

Иногда он оставлял в рукописи пустые места, очевидно надеясь заполнить их позднее; иногда он прямо указывал на то, что не помнит года или не уверен в правильности своей датировки. Нашей очевидной обязанностью было пополнить эти пробелы. Столь же очевидной нашей обязанностью было исправить допущенные автором ошибки в датах или именах и отчествах упоминаемых им лиц (таких ошибок было немного). Нами были проверены также цитаты автора и названия книг, на которые им сделаны ссылки, и встреченные в этих случаях неточности также были исправлены. Переводы с переводов (напр. в переписке русского и германского императоров) заменены нами более точными переводами с оригиналов. В рукописи оказались, наконец, очевидные описки и, в некоторых случаях, грамматические или стилистические неувязки. Если бы П. Н. Милюков сам подготовлял свою рукопись к печати, он при окончательном просмотре рукописи несомненно устранил бы все эти мелкие неточности. Мы считали себя обязанными сделать это за него.

После долгого обсуждения, мы пришли также к заключению о желательности опущения в настоящем издании небольших частей рукописи. В первом томе воспоминаний мы опустили в общем приблизительно 3 (из 276) страницы рукописи: две из них (в части, относящейся к юности автора) — ввиду их интимного характера и отсутствия у нас уверенности в том, что автор предназначал их для печати, и остальное — как включенное в воспоминания по ошибке памяти автора (здесь говорится об имевшем место в более позднее время, выходящее за хронологические пределы воспоминаний). Во втором томе мы решили не воспроизводить последних 29 (из 277) страниц рукописи. В этом случае нами руководило соображение другого порядка.

За исключением этих опущенных нами 29 страниц, вся рукопись носит характер законченного литературного произведения (если не считать указанных выше относительно немногих, по большей части технических, недочетов). Эти же 29 страниц несомненно представляют лишь первоначальный набросок, не получивший окончательной отделки. Взять на себя литературную обработку этой части рукописи мы считали себя не в праве. Печатать же ее в том виде, в каком она имеется в рукописи, нам представлялось нежелательным. Помимо ее неотделанности, она осталась и незаконченною: последнюю, входящую в ее состав, главу автор дописать не успел. И с этой точки зрения мы также считали предпочтительным остановиться на той главе, которая в настоящем издании является последнею. В ней говорится об июльском восстании и его последствиях, и эти события автор трактует как завершение первого этапа революции и начало второго. Таким образом вся книга приобретает если не хронологическую, то по меньшей мере литературную законченность.

Наконец, последнее замечание. В немногих местах своих воспоминаний автор высказывает резкие суждения личного характера. Поскольку такие суждения носят политический характер, мы оставили их в неприкосновенности. Но мы опустили несколько резких суждений чисто личного свойства.

Во всей нашей редакторской работе мы руководились лишь одним желанием: обеспечить издание воспоминаний П. Н. Милюкова в достойном его памяти виде.

Воспоминания (1859-1917) (Том 1) (Милюков Павел Николаевич)

Милюков Павел Николаевич Воспоминания (1859-1917) (Том 1)

ОТ РЕДАКТОРОВ

Посмертное издание воспоминаний Павла Николаевича Милюкова едва ли нуждается в оправдании его необходимости.

Начиная с девятидесятых годов прошлого столетия и вплоть до октябрьского переворота 1917 года П. Н. Милюков занимал одно из самых видных мест в культурной и общественно-политической жизни России. Его научные работы выдвинули его в первый ряд русских историков. Как политический деятель, он принимал руководящее участие в сплочении и организации либерально-демократических течений в России, и с 1905 года он стал общепризнанным лидером образовавшейся тогда и быстро приобретшей большое влияние конституционно-демократической партии. Наконец, в образованном при его участии Временном правительстве первого состава он занимал пост министра иностранных дел.

Рассказ об этом периоде жизни и деятельности П. Н. Милюкова читатель найдет на страницах этой книги. До рассказа о его деятельности в последовавший затем период эмиграции воспоминания П. Н. Милюкова не доходят. В эмиграции П. Н. Милюков был редактором газеты «Последние Новости», в которой были помещены его многочисленные статьи по преимуществу политического содержания. Он напечатал несколько книг, как по-русски, так и на других языках. Не прекращал он и своей научной работы. Для предпринятого в 1930-х годах переработанного, т. н. юбилейного издания «Очерков по истории русской культуры», выдержавших раньше в России несколько изданий, П. Н. Милюков вслед за выпуском второго и третьего томов написал и издал новый полутом первого тома (свыше 300 стр.), посвященный доисторическим основам русского национального развития, и им оставлена подготовленною к печати вторая часть того же первого тома.

Печатаемые теперь воспоминания П. Н. Милюкова писались им, с перерывами, в течение последних двух с половиною лет его жизни. Как видно из пометки на рукописи авторского предисловия («В защиту автора»), П. Н. приступил к этой работе в сентябре-ноябре 1940 г. Составленное им подробное оглавление показывает, что он ставил себе задачею довести воспоминания до большевистского переворота. Но смерть — П. Н. скончался 31 марта 1943 г., 84 лет от роду — не позволила исполнить этот план до конца, и воспоминания обрываются на Корниловском восстании.

Исключительный интерес, который представляют воспоминания П. Н. Милюкова, и их высокая ценность в качестве исторического документа самоочевидны. Они вытекают из той выдающейся роли, которую П. Н. Милюков играл в один из самых критических периодов русской истории. Правда, о своей политической деятельности П. Н. Милюков писал и в некоторых своих прежних мемуарных или полумемуарных произведениях, напечатанных еще при его жизни (в статьях под общим заглавием «Роковые годы», покрывавших события 1902-1906 г.г. и напечатанных в «Русских Записках», и частью в «Истории второй русской революции», посвященной 1917 году).

Но в этих более ранних писаниях П. Н. Милюкова читатель не найдет ни многих существенных подробностей, введенных в воспоминания, ни главным образом имеющихся в воспоминаниях элементов «политической исповеди» — более свободных высказываний автора о его переживаниях, мотивах, целях, достижениях и неудачах. Что же касается первых частей воспоминаний, покрывающих детство, юность и начальные шаги П. Н. Милюкова на научном и политическом поприщах, то они впервые дают достаточно полную картину внутреннего развития и роста выдающегося русского ученого и политического деятеля.

Мы считаем нужным сказать несколько слов о встреченных нами в нашей редакторской работе проблемах и о тех принципах, которыми мы руководились при их решении.

В своем предисловии П. Н. Милюков пишет, что он приступил к писанию воспоминаний «при отсутствии всяких материалов, кроме запаса моей памяти». П. Н. Милюков жил тогда в Монпеллье и, затем, в Экс-ле-Бэн, отрезанный от своей парижской библиотеки и архива, опечатанных немцами и затем вывезенных ими в Германию.

Достать нужный материал на месте было невозможно. Лишь с течением времени ему удалось, как видно из его писем того времени, получить от друзей небольшое число книг; но подбор их был в большей части случайный, состоявший притом из разрозненных томов, переводов и т. п. Для большей части воспоминаний П. Н. Милюкову приходилось полагаться на свою память. Память у него была исключительная, но в некоторых случаях она ему всё же изменяла, а в тех условиях, в которых он работал, ему негде было навести нужные справки.

Иногда он оставлял в рукописи пустые места, очевидно надеясь заполнить их позднее; иногда он прямо указывал на то, что не помнит года или не уверен в правильности своей датировки. Нашей очевидной обязанностью было пополнить эти пробелы. Столь же очевидной нашей обязанностью было исправить допущенные автором ошибки в датах или именах и отчествах упоминаемых им лиц (таких ошибок было немного). Нами были проверены также цитаты автора и названия книг, на которые им сделаны ссылки, и встреченные в этих случаях неточности также были исправлены. Переводы с переводов (напр. в переписке русского и германского императоров) заменены нами более точными переводами с оригиналов. В рукописи оказались, наконец, очевидные описки и, в некоторых случаях, грамматические или стилистические неувязки. Если бы П. Н. Милюков сам подготовлял свою рукопись к печати, он при окончательном просмотре рукописи несомненно устранил бы все эти мелкие неточности. Мы считали себя обязанными сделать это за него.

После долгого обсуждения, мы пришли также к заключению о желательности опущения в настоящем издании небольших частей рукописи. В первом томе воспоминаний мы опустили в общем приблизительно 3 (из 276) страницы рукописи: две из них (в части, относящейся к юности автора) — ввиду их интимного характера и отсутствия у нас уверенности в том, что автор предназначал их для печати, и остальное — как включенное в воспоминания по ошибке памяти автора (здесь говорится об имевшем место в более позднее время, выходящее за хронологические пределы воспоминаний). Во втором томе мы решили не воспроизводить последних 29 (из 277) страниц рукописи. В этом случае нами руководило соображение другого порядка.

За исключением этих опущенных нами 29 страниц, вся рукопись носит характер законченного литературного произведения (если не считать указанных выше относительно немногих, по большей части технических, недочетов). Эти же 29 страниц несомненно представляют лишь первоначальный набросок, не получивший окончательной отделки. Взять на себя литературную обработку этой части рукописи мы считали себя не в праве. Печатать же ее в том виде, в каком она имеется в рукописи, нам представлялось нежелательным. Помимо ее неотделанности, она осталась и незаконченною: последнюю, входящую в ее состав, главу автор дописать не успел. И с этой точки зрения мы также считали предпочтительным остановиться на той главе, которая в настоящем издании является последнею. В ней говорится об июльском восстании и его последствиях, и эти события автор трактует как завершение первого этапа революции и начало второго. Таким образом вся книга приобретает если не хронологическую, то по меньшей мере литературную законченность.

Наконец, последнее замечание. В немногих местах своих воспоминаний автор высказывает резкие суждения личного характера. Поскольку такие суждения носят политический характер, мы оставили их в неприкосновенности. Но мы опустили несколько резких суждений чисто личного свойства.

Во всей нашей редакторской работе мы руководились лишь одним желанием: обеспечить издание воспоминаний П. Н. Милюкова в достойном его памяти виде.

Биография Павла Милюкова

Русский политический деятель, лидер Конституционно-демократической партии, историк и публицист Павел Николаевич Милюков родился 27 января (15 января по старому стилю) 1859 года в Москве в семье профессора-архитектора.

Окончил Первую московскую гимназию.

В Русско-турецкую войну (1877-1878) служил добровольцем в санитарном отряде в Закавказье.

В 1882 году Павел Милюков окончил историко-филологический факультет Московского университета. Был оставлен при кафедре русской истории для подготовки к профессорскому званию, преподавал в средних учебных заведениях Москвы.

С 1886 года — приват-доцент Московского университета.

В 1892 году Милюков получил степень магистра русской истории за исследование «Государственное хозяйство в России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого». Затем вышла работа Милюкова «Спорные вопросы в финансовой истории Московского государства», написанная по поручению Императорской Академии Наук.

В 1893 году он работал в Московской комиссии по организации домашнего чтения и был первым ее председателем.

В 1895 году был уволен из университета и выслан в Рязань. Поводом к высылке послужили его лекции по истории общественного движения XVIII-XIX веков, прочитанные в ноябре 1894 года в Нижнем Новгороде, где Милюков рассказывал об идеях Николая Новикова, Александра Радищева, Александра Герцена, о декабристах и народниках.

В Рязани Милюков принял деятельное участие в работах местной архивной комиссии, по его инициативе впервые в Рязанской губернии были организованы систематические археологические раскопки.

Весной 1897 года Милюков занял кафедру всеобщей истории в Софии (Болгария), где читал в течение года лекции по обзору философско-исторических систем, по римской истории и по раннему периоду истории России и Чехии.

В 1898 году совершил поездку по Македонии с научными целями. В 1899 году редактировал издание «Мир Божий», где печатал свой фундаментальный труд «Очерки по истории русской культуры», а также участвовал в редактировании «Большой энциклопедии».

В начале 1901 года Милюков был арестован за участие в политическом собрании в Горном институте. Около четырех месяцев он провел в доме предварительного заключения, после чего был приговорен к шестимесячному тюремному заключению, но освобожден до истечения этого срока. В тюрьме он закончил свои «Очерки по истории русской культуры».

Большую часть 1902-1904 годов Милюков провел за границей, дважды посетил США, где читал лекции о России и о южных славянах. Участвовал в организации нелегального либерального политического движения «Союз освобождения» и в его съездах за границей и в России, сотрудничал в журнале «Освобождение», издававшемся за границей.

Весной 1905 года по возвращении в Россию Милюков стал активным деятелем «Союза освобождения», он был членом бюро земских и городских съездов, одним из учредителей объединения профессиональных политических союзов «Союз cоюзов».

В 1905 году Милюков стал одним из главных организаторов Конституционно-демократической партии (партии кадетов), с 1907 года был председателем ее центрального комитета, редактором центрального органа партии — газеты «Речь». Был избран в Государственную Думу III созыва в 1907 году и IV созыва в 1912 году.

Во время Первой мировой войны (1914-1918) на фоне других кадетских лидеров Милюков выделялся искренней верой в победу России. По его мнению, успешное завершение войны играло колоссальную политическую роль. Милюков отвергал возможность заключения перемирия или отказа от имперских целей России в мировой политике.

Отношение к войне имело у Милюкова личную трагическую окраску. В 1915 году на фронте, при отступлении русских войск в Восточной Галиции, погиб его младший сын Сергей, отправившийся на фронт добровольцем. В армии служил и старший сын Николай — артиллеристом, а затем летчиком.

Летом 1915 года Милюков сыграл значительную роль в создании Прогрессивного блока депутатских фракций, стратегию и тактику которого впоследствии во многом определял. 14 ноября (1 ноября по старому стилю) 1916 года он выступил в Думе с обвинениями (так и оставшимися недоказанными) в измене премьер-министра Бориса Штюрмера и окружения императрицы Александры Федоровны.

Во время Февральской революции 12 марта (27 февраля по старому стилю) 1917 года Милюков был избран членом Временного комитета Государственной Думы.

С 15 марта (2 марта по старому стилю) по 14 мая (1 мая по старому стилю) 1917 года он занимал пост министр иностранных дел Временного правительства. После выхода в отставку перешел в оппозицию.

В дни Октябрьской революции 1917 года Павел Милюков уехал из Петрограда в Москву, где включился в организацию антибольшевистских сил. Не дожидаясь открытия Учредительного собрания, членом которого он был избран, Милюков отправился на Дон, в Новочеркасск, где участвовал в формировании Добровольческой армии под началом Михаила Алексеева. Цели и принципы Белого движения были сформулированы в написанной им декларации Добровольческой армии.

В начале 1918 года, разочаровавшись в Белом движении, покинул Новочеркасск, в Киеве вступил в контакт с командованием германских войск, видя в них единственную реальную силу, способную свергнуть Советы и создать «всероссийскую национальную власть» в Петербурге и Москве.

Важной частью политической деятельности Милюкова в этот период стало написание «Истории второй русской революции» (1918-1921).

Осенью 1918 года Милюков покинул Россию, выехав сначала в Румынию, затем во Францию и Англию.

В 1921-1940 годах Павел Милюков был главным редактором ежедневной газеты «Последние новости», считавшейся самым читаемым печатным органом эмиграции. В газете публиковались писатели Иван Бунин, Алексей Ремизов, Борис Зайцев, Марк Алданов, Владимир Набоков, поэтессы Зинаида Гиппиус и Марина Цветаева.

Им была написана двухтомная работа «Россия на переломе», посвященная Гражданской войне и начальному периоду большевистского режима. Вернувшись после долгого перерыва к научной деятельности, Милюков основательно переработал «Очерки по истории русской культуры», юбилейное издание которых вышло в Париже в 1936 году — спустя 40 лет после публикации первого тома.

Павел Милюков также часто выступал с платными лекциями по русской истории во многих странах Европы, в университетах США. Был учредителем и председателем Общества русских писателей и журналистов, Клуба русских писателей и ученых, Комитета помощи голодающим в России (1921), одним из организаторов Русского народного университета.

С 1940 года жил в свободной от немецкой оккупации части Франции, весной 1941 года переехал в Экс-ле-Бен — небольшой городок на границе со Швейцарией.

После нападения фашистской Германии на СССР Милюков следил за отступлением советской армии. В последней своей статье «Правда о большевизме» (1943), написанной после получения известия о разгроме немцев под Сталинградом, он открыто заявил о солидарности с русским народом, борющимся с захватчиками.

В последние годы своей жизни Милюков писал «Воспоминания», закончить которые не успел.

31 марта 1943 года Павел Милюков скончался в Экс-ле-Бен, где был похоронен на местном кладбище. После окончания войны его прах был перезахоронен сыном Николаем в семейном склепе на кладбище Батиньоль в Париже.

Павел Милюков был женат на дочери ректора Троице-Сергиевской академии Анне Смирновой, с которой прожил полвека до ее кончины в 1935 году. Второй его супругой была Нина Лаврова.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

П.Н. Милюков «Воспоминания (1859-1917)»

П.Н. Милюков «Воспоминания (1859-1917)» в 2 т.
М: Современник, 1990 г. 446+446 стр.

Недавно у уличного букиниста купил этот двухтомник воспоминаний Милюкова (вообще-то я покупал трехтомник Витте, а это он мне буквально навязал, но не жалею). Были в истории советского книгоиздания два периода, когда вдруг были изданы до того невозможные книги — 1958-1960 гг, хрущевская оттепель, когда были переизданы истории Ключевского и Соловьева, да и купленный мною трехтомник Витте тоже 60-го года издания; и второй период — спустя 30 лет, время перестройки и до середины 90-х, когда и вышел этот двухтомник Милюкова. Все эти издания отличаются прекрасным научным аппаратом — комментарии, указатели и т.п. В середине 90-х старые советские издательства тихо скончались и большинство сегодняшних изданий лишено когда-то стандартного справочного аппарата.
Но к книге. Я обычно не читаю воспоминаний, но до сих пор не написана не то, что история России XX века, даже истории XIX века нет. А интересно, вот и решил почитать воспоминания деятелей тех лет, кто реально делал историю.
Милюков — писатель, и читать его интересно (для сравнения открыл наугад пару раз Витте — удивительно казенный язык). Особенно интересна первая половина первого тома, пока он был историком. И хотя на протяжении всех своих воспоминаний он называет себя историком, но есть четкий переход от науки к политике, и потому Милюков о науке пишет со стороны, расшифровывая все имена, обстоятельства и идеи. Из книги я узнал, что уже во второй половине XIX века было установлено, что литовский язык древнее санскрита (кстати, литовцы этим очень гордятся; есть чем), а также о расцвете сравнительной лингвистики как точной науки. По своей дремучести полагал, что все это принадлежит уже XX веку. Также узнал, что концепции Данилевского о жизни и смерти цивилизаций оказали влияние на русских историков (в Европе ждали Шпенглера и 1920-х годов). Милюков был первым учеником Ключевского и вот как описывает его метод:
Ключевский вычитывал смысл русской истории, так сказать, внутренним глазом, сам переживая психологию прошлого, как член духовного сословия, наиболее сохранившего связь со старой исторической традицией. Его отношение к мертвому материалу было иное, чем у Виноградова: он его оживлял своим прожектором и сам говорил, что материал надо спрашивать, чтобы он давал ответы, и эти ответы надо уметь предрешить, чтобы иметь возможность их проверить исследованием.

Милюков поражает своей бешеной работоспособностью. Он путешествует по миру, походя изучая языки — основные европейские, несколько балканских. Принимает приглашение прочесть цикл лекций в Америке и для этого учит английский язык:
Английская речь, как всякая, имеет свою логику, и это понимание английской конструкции речи мне внушила на опыте мисс Хьюз. Ее основным правилом было: всякая фраза должна в себе содержать начало, середину и конец; она должна быть понятна сама по себе, без всяких дополнительных и обстоятельственных предложений. С нашей русской привычкой к пухлой речи, с ее немецкими придаточными предложениями, было трудновато следовать этому рецепту. Мне приходилось переделывать каждую фразу своей вступительной главы по нескольку раз, и все казалось, что ради ясности я жертвую точностью.

Эти выражения — «пухлая речь», enfante terrible переведено как «бедовый ребенок». Так сейчас не говорят, а жаль!
Забавно, но Милюков становится политиком как бы против своей воли, да и дальше делает карьеру не прикладывая к ней усилий. Это тот случай, когда судьба сама несет человека в те места, где он более всего нужен. Политический его период жизни описан совершенно иначе, чем научный. Он до самой смерти в политике и потому не может описывать ее извне, так что без научных комментариев и указателя имен иногда невозможно ничего понять — для его поколения это были общеизвестные вещи и имена. Я не буду цитировать его политических воспоминаний, только то, что зацепило глаз:
Университет, журнал, газета, наука занимали в Москве то первое место, которое в Петербурге принадлежало придворным, сановным и военным кругам. Это, так сказать, самодовление Москвы создавало больше уверенности в себе, больше душевного равновесия и спокойствия в среде интеллигенции, чем в вечно тревожном и нервном, вечно куда-то спешащем Петербурге.

Сейчас эти города поменялись своими ролями — наглядное доказательство влияния власти. Или вот очень современная цитата:
Неожиданно много времени мне пришлось потратить на обсуждение — в комиссии и в Думе — законопрроекта об авторском праве. Как русский писатель и журналист, я защищал здесь интересы русского читателя от монополии своих и иностранных авторов. Но иностранная точка зрения победила, и оба главных вопроса в этой области — о праве переводов и о сроке авторской собственности — были проведены Думой в смысле, обратном сокращению этих прав.

Как будто нет разницы в 100 лет! Читая его, невольно сравниваешь с современностью. Иногда в пользу раньше, иногда в пользу теперь. Радует хотя бы то, что некоторые вопросы действительно остались в прошлом.
Отдельный вопрос — про монархию. Могда ли она сохраниться? Милюков в своих воспоминаниях показывает, что — нет. Даже при имеющемся на то желании монархистов, возглавляемых Милюковым кадетов и умеренных левых партий — видно, как все эти попытки разбиваются об некомпетентность, неумение и нежелание договариваться, да и просто о слабость духа, прежде всего царя.
Николай II был, несомненно, честным человеком и хорошим семьянином, но обладал натурой крайне слабовольной. Царствовать он вообще не готовился и не любил, когда на него упало это бремя. Этикет двора он, как и его жена, ненавидел и не поддерживал. Добросовестно, но со скукой, выслушивая очередные доклады министров, он с наслаждением бежал после этих заседаний на вольный воздух — рубить дрова, его любимое занятие.
Как часто бывает с слабовольными людьми — как было, например, и с Александром I, Николай боялся влияния на себя сильной воли. В борьбе с нею он употреблял то же самое, единственное ему доступное средство — хитрость и двуличность.

Эти воспоминания писал уже 80-летний человек и не успел их дописать — они обрываются летом 1917 года. Мне безумно интересно, как бы он в конце жизни оценил свою роль в событиях — впрочем, он никогда не отрицал своей вины в содействии падению самодержавия, добавляя при этом, что главная ошибка заключалась в недооценке крайних левых. С сожалением пишет о том, что была упущена возможность арестовать Ленина и Троцкого. История полна как бы случайностей.

По прочтении решил сделать две вещи:
1. Прочесть «Очерки по истории русской культуры» Милюкова, первое издание — благо, в инете нашлось сканированное (десятки мегабайт, сейчас распечатываю)
2. Пересмотреть фильм «Агония» Климова. Я его видел в середине 80-х, когда его достали из запасников. «Воспоминания» Милюкова оживили его, сейчас увижу в нем гораздо больше. Тем более, что в нем есть нечаянные радости типа Катина-Ярцева в роли Пуришкевича. Надо смотреть.

«Воспоминания»

Свои «Воспоминания» Павел Николаевич Милюков начал писать в начале Второй мировой войны В своей книге автор рассказывает о долгой жизни. Но поскольку ему привелось быть участником важнейших для истории России событий, как всплеск освободительного движения на рубеже веков, революции 1905 — 1917 годов, становление российского парламентаризма, падение самодержавия и создания временного правительства, мемуары Милюкова приобретают значение документа эпохи, отраженного в сознании одного из ее героев.

Известно, что мемуары всегда представляют собой исторический источник специфического рода: на них неизбежно лежит отпечаток субъективности в восприятии автором тех или иных фактов или явлений и в отборе их для своего рассказа. С «Воспоминаниями» Милюкова дело обстоит еще сложнее, поскольку при их написании он был лишен возможности пользоваться документами, литературой, какими бы то ни было материалами уточняющими и дополняющими свидетельства его исключительной памяти.

Впервые «Воспоминания были выпущены в 1955 году эмигрантским издательством имени Чехова в Нью-Йорке под редакцией профессоров М.М. Карповича и Б.И. Элькина, принадлежащих к близкому окружению Павла Николаевича. В предисловии от редакторов было указано, что как явствует из составленного автором подробного оглавления, он поставил перед собой цель довести воспоминания до большевистского переворота, однако смерть помешала осуществить этот замысел. В законченном виде изложение доведено только лишь до главы, посвященной июльскому восстанию 1917 года и его последствиям.

Редакторы сообщали также, что готовя книгу к изданию, они дополнили пробелы, оставленные автором в рукописи в связи с недостатком справочных материалов, исправили имевшиеся ошибки в датах и именах, опустили некоторые резкие суждения «чисто личного свойства».

О своей политической деятельности Милюков писал и в других своих мемуарных работах, напечатанных еще при его жизни. Но там читатель не найдет ни многих существенных подробностей, введенных в воспоминания, не имеющихся в них элементов политической исповеди.. Что же касается разделов о детстве, юности и начальных шагах Милюкова на научном и политическом поприще, то они впервые дают достаточно полную картину внутреннего развития и роста выдающегося русского ученого и политического деятеля.

Отношение к Милюкову его современников на протяжении всей его жизни оставалось сложным и противоречивым, оценки его личности — зачастую полярно противоположными. У него всегда было множество врагов, и в то же время не мало друзей. Иногда друзья становились врагами, но бывало правда и наоборот. В мемуарной литературе трудно найти беспристрастные, не окрашенные личным отношением суждения об этом неординарном человеке.

Умение гибко лавировать между политическими крайностями, стремление к поиску взаимоприемлемых решений уживались в Милюкове с незаурядным личным мужеством, многократно проявленные им в решительные моменты жизни. Как свидетельствовал близко знавший Павла Николаевича князь В.А. Оболенский у него совершенно отсутствовал рефлекс страха.

О работоспособности Милюкова ходили легенды. За день он успевал сделать огромное количество дел, всю жизнь, ежедневно писал серьезные аналитические статьи, работал над книгами. Составленный в 1930 году библиографический перечень его научных трудов составил 38 машинописных листов.

В «Воспоминаниях» подробно рассказана жизнь автора до лета 1917 года, как же складывалась ситуация дальше мы можем узнать из других воспоминаний : Милюков П.Н. История второй русской революции., вып.2. — София 1921.

«Воспоминания разделены автором на 9 частей, и как свойственно для историка, имеют четкую периодизацию В первой части «От детства к юности» (1859 — 1873) автор рассказывает о первых годах своей жизни, из повествования мы можем узнать не только о его жизни, но и о жизни и быте людей того времени. Вторая часть книги рассказывает о последних гимназических годах Павла Николаевича 1873 — 1877 о первых его музыкальных, литературных и других увлечениях, как и в других частях книги поражают и удивляют подробно передаваемые автором впечатления об увиденном прочувствованном и осмысленном. В третьей части автор делится впечатлениями о своей жизни в университетские годы. Здесь к примеру мы можем увидеть подробные психологические портреты таких выдающихся историков того времени, как Василий Осипович Ключевский. «От студента к учителю и ученому» охватывает 1882 — 1894 годы, как и в других частях автор пишет не только о своей работе, но и о своей личной жизни, его неимоверной энергии хватало не только для работы, но оставались силы и для посещения театра, концертов, сбора личной библиотеки, создавать которую на протяжении всей жизни он начинал с нуля три или четыре раза.

Начиная с 1895 года П.Н. Милюков много путешествовал, Сначала он рассказывает о ссылке в Рязань, затем о путешествии в Болгарию и Македонию, о первом периоде жизни в Петербурге, о поездках в Америку и Англию. Всем этим скитаниям посвящена пятая часть книги, охватывающая 1895 — 1905 годы жизни автора.

Последние части книги — с шестой по девятую, рассказывают о политической жизни Милюкова в годы российских революций, отсюда мы можем узнать о ходе первой и второй революций в России, о создании партии кадетов и ее деятельности. Данная часть «Воспоминаний представляет большой интерес для ученых историков, и любителей российской истории этого периода. Как уже говорилось выше, автор не успел довести воспоминания до запланированного момента своей жизни, то есть октября — ноября 1917 года, но и рассказанного Милюковым очень сильно помогло историкам в изучении данного периода российской истории.

В наше время опубликовано большое количество мемуаров современников П.Н. Милюкова, которые в дальнейшем должны и будут способствовать написанию правдивой истории России 1905 — 1917 годов.