Былина из того ли города из мурома

Сергей Маховиков — актер МХАТ им.Чехова, победитель второго (первого Международного) конкурса актерской песни им. Андрея Миронова приветствует лауреатов третьего конкурса

Вас миллионы, нас тьмы и тьмы и тьмы.
Попробуйте сразиться с нами.
Да, скифы мы,
Да, азиаты мы
С раскосыми и жадными очами.

Александр Александрович Блок

Из того ли-то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
А и к обеденке хотел поспеть ён в стольный Киев-град.
А и подъехал он ко славному ко городу Чернигову
ууууу. ууууу. ууууу.

У того ли то у города Чернигова
Нагнано-то силушки черным черно,
Ай черным-черно, как чёрна ворона.
Так пехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне тут не проезживат,
Птица чёрный ворон не пролётыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
ааааа. ааааа.

Как подъехал он ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силу всю великую
Стал копьём колоть,
Стал конём топтать.
А и побил он эту силу всю великую.
уууу.

Выходили мужички да тут черниговски,
Отворяли то ворота во Чернигов-град,
А и зовут, а и зовут, а и зовут его в Чернигов
Воеводою.
«Ай же мужички же вы черниговски,
Я не иду к вам во Чернигов воеводою,
укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град.»

«Ай удаленький дородный добрый молодец,
ай ты святый богатырь да святорусский,
прямоезжая дорожка заколодила,
заколодила дорожка, замуровила,
У того ли у креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник, Одихманьев сын,
А то свищет Соловей да по-соловьему,
А кричит злодей-разбойник по-звериному,
А что есть людей, то все мертвы лежат. »

Ён спустил добра коня да богатырского,
А и поехал он дорожкой прямоезжею.
ууууу.

Ветер! Ветер!
На всём Божьем свете
Черный вечер. Белый снег.
Ветер! Ветер.
На ногах не стоит человек.
Ветер! Ветер —
На всём Божьем свете.

Его добрый конь да богатырский
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холмы стал перемахивать,
Мелки реченьки-озёра промеж ног пускал.
Подъезжает он ко речке ко Смородинке,
Да ко той ко грязи да ко чёрноей,
К тому славному кресту да Леванидову.
ааааа. ааааа.

Засвистал да Соловей да по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному.
Так все травушки-муравы уплеталися, ааа.
Все лазоревы цветочки осыпалися,
Тёмны лесушки к земле все преклонялися,
Его добрый конь да богатырский
а он на корни да спотыкается.
ааа. ааа. ааа.

А и тут старый да казак да Илья Муромец
Он берёт-то свой тугой лук разрывчатый,
Во свои берёт во белы он во ручушки.
А он стрелочку калёную накладыват,
А он тетивочку шелковеньку натягиват,
А он стрелил в того Соловья-разбойника,
Ему выбил право око с окосицею,
И ён спустл-то Соловья да на сыру землю
И повёз его по славному чисту полю
Мимо гнёздышка повёз да соловьиного.
А он едет да по славному чисту полю
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
И приехал он в стольный Киев-град
И ко князю ко Владимиру во двор.

«Ай же мужичище, деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься:
как у славного да города Чернигова
нагнано-то силушки черным-черно,
Ай черным-черно, как чёрна ворона,
А у того-то у креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник, Одихмантьев сын,
А что есть людей, то все мертвы лежат.»

«Эй, Владимир князь да стольнокиевский,
Соловей-разбойник на твоем дворе,
Ты поди-тко ты в свою столовую во горенку,
Наливай-ка чару зелена вина,
Да не малу стопу — полтора ведра,
Подноси-тко к Соловью-разбойнику.»

Принял чарочку от князя он одной рукой,
Выпил чарочку ту Соловей одним духом,
Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному,
Так, что маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались,
А что есть людей-людушек, то все мертвы лежат.

А и тут старый да казак да Илья Муромец,
Он скорёшенько садился на добра коня,
А он вёз-то Соловья да во чисто поле
И ён срубил ему да буйну голову.

Так идут державным шагом:
позади голодный пёс,
Впереди, с кровавым флагом
и за вьюгой невидим
и от пули невредим
нежной поступью над вьюжной
снежной россыпью жемчужной
в белом венчике из роз,
впереди.

Вечер, поезд, огоньки, дальняя дорога.
Дай-ка, братец, мне трески да водочки немного-много-много-много-много.
Я седой не по годам и с ногою высохшей.
Ну а ты слыхал про.
Не слыхал?! Так выслушай.

Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа Спасителя.
Бассан-бассан-бассана,
Черт гуляет с опером.
Да вот Храм — а мне бы ни хрена,
Опиум, как опиум.

Бассан-бассан-бассана,
Бассаната! бассаната!
Лезут в поезд из окна
Чертенята, чертенята.
Отвяжитесь, мертвяки!
Ну вас к черту, ради Бога.
Едем.
Вечер, поезд, огоньки, дальняя дорога.
Эх раз, еще раз, еще много много раз.
Бассан-бассан-бассана.
Бассаната.

Преподобный Илия Муромец, Печерский и русские народные былины об Илье Муромце

Богатырский скок, В.М. Васнецов, 1914 г.

В Антониевых пещерах Киево-Печерской Лавры хранятся мощи преподобного Илии Печерского или Ильи Муромца.

Народное предание отождествляет святого с тем самым справедливым и добрым богатырем Ильёй Муромцем из русских былин.

Из того ли то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
Ай к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град…

Ученые предполагают, что преподобный Илья Печерский, по прозвищу Чоботок, родился в 12 веке в селе Карачарово под Муромом во Владимирской области в семье крестьянина Ивана Тимофеевича Чоботова и его жены Евфросиньи.

С детства Илья был парализован, а потом в возрасте 30 лет его чудесным образом исцелили три вещих старца – калики перехожие, как называли на Руси нищих странников. Старцы предсказали Илье, что «смерть ему на бою не писана». Взяв родительское благословение, Илья оставил родное село и отправился на службу к киевскому князю.

Ой ты, гой еси, родимый, милый батюшка!
Дай ты мне своё благословеньице,
Я поеду во славный стольный Киев-град –
Помолиться чудотворцам киевским,
Заложиться за князя Владимира,
Послужить ему верой-правдою,
Постоять за веру христианскую» …

В некоторых былинах Илья Муромец находится на ратной службе у князя Владимира, Крестителя Руси, который жил задолго до 12 века, в других былинах угадывается образ великого князя Владимира Мономаха

Былинный богатырь Илья Муромец воюет не только с вымышленным Соловьём-разбойником, но и с «идолищем поганым», как называли на Руси печенегов, и с хазарами, и с другой вражеской «силушкой великой».

Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову,
У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А й черным-черно, как чёрна ворона.
Так нехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне никто тут не проезживат,
Птица чёрный ворон не пролётыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьём колоть,
А и побил он эту силу всю великую…

Илья Муромец прославился многочисленными воинскими подвигами, а ещё тем, что свою невиданную силу он использовал только для борьбы с врагами Отечества. Русский богатырь не хвастается своими подвигами, ниогда не берётся за оружие ради княжеского вознаграждения.

В народном сознании былинный Илья Муромец – истинный христианин, который готов положить свою жизнь «за други своя» и ради защиты Отечества. В любви к Церкви крестьянский сын из села Карачарово равен великому киевскому князю.

Он приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А й Владимир-князь он вышел со Божьей церкви,
Он пришёл в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку,
Он сел есть да пить да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.
А й тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посередь двора,
Сам идёт он во палаты белокаменны.
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь-то поразмахивал.
Крест-от клал он по-писаному,
Вел поклоны по-учёному,
На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.

По преданию, в одном из боев с половцами Илья Муромец получил неизлечимую рану в грудь и вскоре после этого принял монашеский постриг в Киево-Печерском Успенском монастыре. Скончался он примерно на 45-м году жизни.

В 1988 году специальная комиссия провела экспертизу нетленных мощей святого Ильи Печерского, определив, что в юности он, действительно, страдал параличом конечностей и скончался от раны в груди.

О мощах преподобного Ильи Печерского Муромца тоже говорится в одной из народных былин:

…Илья Муромец
Нанял хитроумных плотников.
Построил он церковь соборную
Святителю Николе Можайскому
Во славном во городе во Киеве.
Сам заехал во пещеры во глубокие,
Тут Илья уж преставился.
Поныне его мощи нетленные!»

Богатыри земли Русской. А были ли они?

Этнографы, посещавшие те места, где были якобы записаны былины, не встретили ни одного сказителя

«Зри в корень», как поучал Козьма Прутков. Изучая подлинную историю, необходимо докапываться до происхождения каждого факта.

Читать еще: Заяц на пасху

Знали ли богатыри о том, что они богатыри?

Кто не знает про богатырей древнерусских?! Их проходят в школе, про них сделаны популярные мультфильмы. А почему сами былины стали известны русскому образованному обществу только в середине 19 века? И почему древнерусские летописцы ничего не знают ни об Илье Муромце, ни о Добрыне Никитиче, ни о другом каком-то богатыре, как не знают и самого такого понятия – русский богатырь?

Нет, богатырей летописцы знают. В Ипатьевской летописи так называют полководцев Чингисхана – Субудая и Джебе! Само слово «богатырь» – искажение татарского слова «багатур», означавшего «удалой, сильный воин». Оно пришло на Русь только с татарским нашествием.

Так что если и были во времена Киевской Руси какие-то богатыри, то они, скорее всего, не ведали о том, что они богатыри… Но это ещё цветочки.

Откуда был Илья Муромец?

«Из того ли города из Мурома, из того ль села да Карачарова», – так повествует былина о происхождении Ильи Муромца. Но село Карачарово, татарское по названию, появляется в окрестностях Мурома тоже не раньше середины 13 века. Так что никак Илья Муромец во времена князя Владимира не мог быть родом из этого села. Да и вряд ли из Мурома.

Первое свидетельство об Илье Муромце относится к 1574 году. В письме оршинского старосты Филона Чернобыльского к трокскому воеводе (это всё Великое княжество Литовское) упоминается богатырь Илья Моровлянин, похороненный в Киево-Печерской лавре (на ту пору – тоже в Литве). Он был иноком этой лавры и умер, согласно преданию, в конце 12 века. В 1594 году его могилу в лавре описал немецкий странствующий рыцарь Эрих Лассота. Он тоже назвал его Morowlin.

Но «моровлянин» это, скорее всего, уроженец расположенного неподалёку, рядом с Черниговом, древнего города Моровск. Илье не нужно было приезжать на защиту Киева и Русской земли так издалека, из Мурома, где и славяне-то, вдобавок, поселились не раньше 14 века.

Кто придумал былины?

Итак, про былины русские люди узнали только в 1839 году, из сборника «Песни русского народа», изданного Иваном Петровичем Сахаровым. Известно, что Сахаров сам никуда не ездил для сбора фольклора, а работал только по тем материалам, которые якобы находил в окрестных деревнях (у него было имение в Новгородской губернии) да в изданиях других авторов. Ещё при жизни Сахаров был уличён критиком Аполлоном Григорьевым в многочисленных фальсификациях и сочинительстве якобы «народных песен и сказаний».

Сахаров использовал (без указания на первоисточник) издание сказаний 1804 года, собранных неким Киршей Даниловым, который скончался в 1776 году. Причём Данилов записал эти сказания якобы в Сибири. Но изыскания этнографов 19 века перекинулись на Русский Север. Там было записано больше 75% былин «киевского цикла».

Однако после того, как к концу 19 века были опубликованы собрания былин, все их сказители как будто вымерли, не передав своих устных преданий никому из потомков.

Неужели все они из поколения в поколения дружно дожидались появления учёных, а рассказав им былины, посчитали свою миссию исполненной?

Подозрения усиливаются, если вспомнить, что как раз накануне первой публикации былин, в 1835 году, вышла «Калевала» – собрание финского эпоса. Русским стало обидно, что наш великий народ лишён подобного же древнего мифологического наследия. Неспроста, кстати, фольклористы поехали охотиться за былинами в основном в Олонецкую губернию, как тогда называлась Карелия, то есть по соседству с Финляндией. Правда, есть основания подозревать и в «Калевале» вымысел её публикатора – Элиаса Лённрота.

Короче говоря, древнерусские былины, скорее всего, школа историко-литературных фальсификаций, сложившаяся в середине – второй половине 19 столетия на волне «романтического национализма» и благодаря этому успешно процветающая по сей день.

Если вам понравилась публикация — не забудьте:

Былина из того ли города из мурома

Александр Александрович Блок

Ён спустил добра коня да богатырского,
А и поехал он дорожкой прямоезжею.
ууууу.

Былина из того ли города из мурома

Илья Муромец и Соловей-разбойник. Былина

Из того ли то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.
Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.
У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А й черным-черно, как черна ворона.
Так пехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролётыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть,
А й побил он эту силу всю великую.

Читать еще: На литр молока сколько дрожжей сырых

Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,
Выходили мужички да тут черниговски
И отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А й зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит-то им Илья да таковы слова:
— Ай же мужички да вы черниговски!
Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град.
Говорили мужички ему черниговски:
— Ты, удаленький дородный добрый молодец,
Ай ты, славный богатырь да святорусский!
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Да й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал.
Как у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сидит Соловей Разбойник на сыром дубу,
Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
А то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Те все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются, —
А что есть людей — то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой — пятьсот есть верст,
А й окольноей дорожкой — цела тысяча.

Он спустил добра коня да й богатырского,
Он поехал-то дорожкой прямоезжею.
Его добрый конь да богатырский
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холмы стал перамахивать,
Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал.
Подъезжает он ко речке ко Смородине,
Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей,
Да ко тою ко березе ко покляпыя,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному —
Так все травушки-муравы уплеталися,
Да й лазоревы цветочки осыпалися,
Темны лесушки к земле все приклонилися.

Его добрый конь да богатырский
А он на корни да спотыкается —
А й как старый-от казак да Илья Муромец
Берет плеточку шелковую в белу руку,
А он бил коня да по крутым ребрам,
Говорил-то он, Илья, таковы слова:
— Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок!
Али ты идти не хошь, али нести не можь?
Что ты на корни, собака, спотыкаешься?
Не слыхал ли посвиста соловьего,
Не слыхал ли покрика звериного,
Не видал ли ты ударов богатырскиих?

А й тут старыя казак да Илья Муромец
Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки.
Он тетивочку шелковеньку натягивал,
А он стрелочку каленую накладывал,
Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,
Ему выбил право око со косицею,
Он спустил-то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
Он повез его по славну по чисту полю,
Мимо гнездышка повез да соловьиного.

Во том гнездышке да соловьиноем
А случилось быть да и три дочери,
А й три дочери его любимыих.
Больша дочка — эта смотрит во окошечко косявчато,
Говорит она да таковы слова:
— Едет-то наш батюшка чистым полем,
А сидит-то на добром коне,
А везет он мужичища-деревенщину
Да у правого у стремени прикована.

Поглядела как другая дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
— Едет батюшка раздольицем чистым полем,
Да й везет он мужичища-деревенщину
Да й ко правому ко стремени прикована, —
Поглядела его меньша дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
— Едет мужичище-деревенщина,
Да й сидит мужик он на добром коне,
Да й везет-то наша батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована —
Ему выбито-то право око со косицею.

Говорила-то й она да таковы слова:
— А й же мужевья наши любимые!
Вы берите-ко рогатины звериные,
Да бегите-ко в раздольице чисто поле,
Да вы бейте мужичища-деревенщину!

Эти мужевья да их любимые,
Зятевья-то есть да соловьиные,
Похватали как рогатины звериные,
Да и бежали-то они да й во чисто поле
Ко тому ли к мужичище-деревенщине,
Да хотят убить-то мужичища-деревенщину.

Говорит им Соловей Разбойник Одихмантьев сын:
— Ай же зятевья мои любимые!
Побросайте-ка рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушкой сахарною,
Да вы пойте его питьецом медвяныим,
Да й дарите ему дары драгоценные!

Эти зятевья да соловьиные
Побросали-то рогатины звериные,
А й зовут мужика да й деревенщину
Во то гнездышко да соловьиное.

Да й мужик-то деревенщина не слушался,
А он едет-то по славному чисту полю
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
Он приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А й Владимир-князь он вышел со божьей церкви,
Он пришел в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку,
Он сел есть да пить да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.
А й тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посередь двора,
Сам идет он во палаты белокаменны.
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь-то поразмахивал*.
Крест-от клал он по-писаному,
Вел поклоны по-ученому,
На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.

Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
— Ты скажи-тко, ты откулешний, дородный добрый молодец,
Тебя как-то, молодца, да именем зовут,
Величают, удалого, по отечеству?

Говорил-то старыя казак да Илья Муромец:
— Есть я с славного из города из Мурома,
Из того села да Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович.

Говорит ему Владимир таковы слова:
— Ай же старыя казак да Илья Муромец!
Да й давно ли ты повыехал из Мурома
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?
Говорил Илья он таковы слова:
— Ай ты славныя Владимир стольно-киевский!
Я стоял заутреню христосскую во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
То моя дорожка призамешкалась.
А я ехал-то дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град,
Ехал мимо эту Грязь да мимо Черную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную березу ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест.

Говорил ему Владимир таковы слова:
— Ай же мужичища-деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано тут силы много множество —
То пехотою никто да не прохаживал
И на добром коне никто да не проезживал,
Туда серый зверь да нз прорыскивал,
Птица черный ворон не пролетывал.
А й у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у славноей у речки у Смородины,
А й у той ли у березы у покляпыя,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын.
То как свищет Соловей да по-соловьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному —
То все травушки-муравы уплетаются,
А лазоревы цветочки прочь осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей — то все мертвы лежат.

Говорил ему Илья да таковы слова:
— Ты, Владимир-князь да стольно-киевский!
Соловей Разбойник на твоем дворе.
Ему выбито ведь право око со косицею,
И он ко стремени булатному прикованный.

То Владимир-князь-от стольно-киевский
Он скорёшенько вставал да на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
То он шапочку соболью на одно ушко,
Он выходит-то на свой-то на широкий двор
Посмотреть на Соловья Разбойника.
Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
— Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,
Закричи-тко ты, собака, по-звериному.

Говорил-то Соловей ему Разбойник Одихмантьев сын:
— Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас-то я хочу да и послушати.
Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца,
Да его хочу-то я послушати.

Говорил-то как Владимир-князь да стольно-киевский.
— Ай же старыя казак ты Илья Муромец!
Прикажи-тко засвистать ты Соловья да й по-соловьему,
Прикажи-тко закричать да по-звериному.
Говорил Илья да таковы слова:
— Ай же Соловей Разбойник Одихмантьев сын!
Засвищи-тко ты во полсвиста соловьего,
Закричи-тко ты во полкрика звериного.

Говорил-то ему Соловой Разбойник Одихмантьев сын:
— Ай же старыя казак ты Илья Муромец!
Мои раночки кровавы запечатались,
Да не ходят-то мои уста сахарные,
Не могу я засвистать да й по-соловьему,
Закричать-то не могу я по-звериному.
А й вели-тко князю ты Владимиру
Налить чару мне да зелена вина.
Я повыпью-то как чару зелена вина —
Мои раночки кровавы поразойдутся,
Да й уста мои сахарны порасходятся,
Да тогда я засвищу да по-соловьему,
Да тогда я закричу да по-звериному.

Говорил Илья тут князю он Владимиру:
— Ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
Ты поди в свою столовую во горенку,
Наливай-то чару зелена вина.
Ты не малую стопу — да полтора ведра,
Подноси-тко к Соловью к Разбойнику. —
То Владимир-князь да стольно-киевский,
Он скоренько шел в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу — да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Приносил-то он ко Соловью Разбойнику.
Соловей Разбойник Одихмантьев сын
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку ту Соловей одним духом.

Читать еще: Канон пасхи текст

Засвистал как Соловей тут по-соловьему,
Закричал Разбойник по-звериному —
Маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались.
От него, от посвиста соловьего,
А что есть-то людушек — так все мертвы лежат,
А Владимир-князь-от стольно-киевский
Куньей шубонькой он укрывается.

А й тут старый-от казак да Илья Муромец,
Он скорешенько садился на добра коня,
А й он вез-то Соловья да во чисто поле,
И он срубил ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:
— Тебе полно-тко свистать да по-соловьему,
Тебе полно-тко кричать да по-звериному,
Тебе полно-тко слезить да отцов-матерей,
Тебе полно-тко вдовить да жен молодыих,
Тебе полно-тко спущать-то сиротать да малых детушек!
А тут Соловью ему й славу поют,
А й славу поют ему век по веку!

Былины о русских богатырях: Три поездки Ильи Муромца

Из того ли из города из Мурома,

Из того ли села да Карачаева

Была тут поездка богатырская.

Выезжает оттуль да добрый молодец,

Старый казак да Илья Муромец,

На своем ли выезжает на добром коне

И во том ли выезжает во кованом седле.

И он ходил гулял да добрый молодец,

Ото младости гулял да он до старости.

Едет добрый молодец да во чистом поле,

И увидел добрый молодец да Латырь камешек,

И от камешка лежит три росстани,

И на камешке было подписано:

«В первую дороженьку ехати – убиту быть,

Во другую дороженьку ехати – женату быть,

Третюю дороженьку ехати – богату быть».

Стоит старенький да издивляется,

Головой качат, сам выговариват:

«Сколько лет я во чистом поле гулял да езживал,

А еще такового чуда не нахаживал.

Но на что поеду в ту дороженьку, да где богату быть?

Нету у меня да молодой жены,

И молодой жены да любимой семьи,

Некому держать тощить да золотой казны,

Некому держать да платья цветного.

Но на что мне в ту дорожку ехать, где женату быть?

Ведь прошла моя теперь вся молодость.

Как молоденьку ведь взять – да то чужа корысть,

А как старую то взять – дак на печи лежать,

На печи лежать да киселем кормить.

Разве поеду я ведь, добрый молодец,

А й во тую дороженьку, где убиту быть?

А и пожил я ведь, добрый молодец, на сем свете,

И походил погулял ведь добрый молодец во чистом поле».

Нонь поехал добрый молодец в ту дорожку, где убиту быть,

Только видели добра молодца ведь сядучи,

Как не видели добра молодца поедучи;

Во чистом поле да курева стоит,

Курева стоит да пыль столбом летит.

С горы на гору добрый молодец поскакивал,

С холмы на холму добрый молодец попрыгивал,

Он ведь реки ты озера между ног спущал,

Он сини моря ты на окол скакал.

Лишь проехал добрый молодец Корелу проклятую,

Не доехал добрый молодец до Индии до богатоей,

И наехал добрый молодец на грязи на смоленские,

Где стоят ведь сорок тысячей разбойников

И те ли ночные тати подорожники.

И увидели разбойники да добра молодца,

Старого казака Илью Муромца.

Закричал разбойнический атаман большой:

«А гой же вы, мои братцы товарищи

И разудаленькие вы да добры молодцы!

Принимайтесь ка за добра молодца,

Отбирайте от него да платье цветное,

Отбирайте от него да что ль добра коня».

Видит тут старыи казак да Илья Муромец,

Видит он тут, что да беда пришла,

Да беда пришла да неминуема.

Испроговорит тут добрый молодец да таково слово:

«А гой же вы, сорок тысяч разбойников

И тех ли татей ночных да подорожников!

Ведь как бить трепать вам будет стара некого,

Но ведь взять то будет вам со старого да нечего.

Нет у старого да золотой казны,

Нет у старого да платья цветного,

А и нет у старого да камня драгоценного.

Только есть у старого один ведь добрый конь,

Добрый конь у старого да богатырскиий,

И на добром коне ведь есть у старого седелышко,

Есть седелышко да богатырское.

То не для красы, братцы, и не для басы

Ради крепости да богатырскоей,

И чтоб можно было сидеть да добру молодцу,

Биться ратиться добру молодцу да во чистом поле.

Но еще есть у старого на коне уздечка тесмяная,

И во той ли во уздечике да во тесмяноей

Как зашито есть по камешку по яхонту,

То не для красы, братцы, не для басы

Ради крепости да богатырскоей.

И где ходит ведь гулят мои добрый конь,

И среди ведь ходит ночи темныя,

И видно его да за пятнадцать верст да равномерныих;

Но еще у старого на головушке да шеломчат колпак,

Шеломчат колпак да сорока пудов.

То не для красы, братцы, не для басы

Ради крепости да богатырскоей».

Скричал сзычал да громким голосом

Разбойнический да атаман большой:

«Ну что ж вы долго дали старому да выговаривать!

Принимайтесь ка вы, ребятушки, за дело ратное».

А й тут ведь старому да за беду стало

И за великую досаду показалося.

Снимал тут старый со буйной главы да шеломчат колпак,

И он начал, старенький, тут шеломом помахивать.

Как в сторону махнет – так тут и улица,

А й в другу отмахнет – дак переулочек.

А видят тут разбойники, да что беда пришла,

И как беда пришла и неминуема,

Скричали тут разбойники да зычным голосом:

«Ты оставь ка, добрый молодец, да хоть на семена».

Он прибил прирубил всю силу неверную

И не оставил разбойников на семена.

Обращается ко камешку ко Латырю,

И на камешке подпись подписывал,

И что ли очищена тая дорожка прямоезжая,

И поехал старенький во ту дорожку, где женату быть.

Выезжает старенький да во чисто поле,

Увидал тут старенький палаты белокаменны.

Приезжает тут старенький к палатам белокаменным,

Увидела тут да красна девица,

Сильная поляница удалая,

И выходила встречать да добра молодца:

«И пожалуй кось ко мне, да добрый молодец!»

И она бьет челом ему да низко кланяйтся,

И берет она добра молодца да за белы руки,

За белы руки да за златы перстни,

И ведет ведь добра молодца да во палаты белокаменны;

Посадила добра молодца да за дубовый стол,

Стала добра молодца она угащивать,

Стала у доброго молодца выспрашивать:

«Ты скажи тко, скажи мне, добрый молодец!

Ты какой земли есть да какой орды,

И ты чьего же отца есть да чьей матери?

Еще как же тебя именем зовут,

А звеличают тебя по отечеству?»

А й тут ответ то держал да добрый молодец:

«И ты почто спрашивать об том, да красна девица?

А я теперь устал, да добрый молодец,

А я теперь устал да отдохнуть хочу».

Как берет тут красна девица да добра молодца,

И как берет его да за белы руки,

За белы руки да за златы перстни,

Как ведет тут добра молодца

Во тую ли во спальню, богато убрану,

И ложит тут добра молодца на ту кроваточку обманчиву.

Испроговорит тут молодец да таково слово:

«Ай же ты, душечка да красна девица!

Ты сама ложись да на ту кроватку на тесовую».

И как схватил тут добрый молодец

Да красну девицу,

И хватил он ей да по подпазушки

И бросил на тую на кроваточку;

Как кроваточка то эта подвернулася,

И улетела красна девица во тот да во глубок погреб.

Закричал тут ведь старый казак да зычным голосом:

«А гой же вы, братцы мои да все товарищи

И разудалые да добры молодцы!

Но имай хватай, вот и сама идет».

Отворяет погреба глубокие,

Выпущает двенадцать да добрых молодцев,

И все сильныих могучих богатырей;

Едину оставил саму да во погребе глубокоем.

Бьют то челом да низко кланяются

И удалому да добру молодцу

И старому казаку Илье Муромцу.

И приезжает старенький ко камешку ко Латырю,

И на камешке то он подпись подписывал:

«И как очищена эта дорожка прямоезжая».

И направляет добрый молодец да своего коня

И во тую ли дороженьку, да где богату быть.

Во чистом поле наехал на три погреба глубокиих,

И которые насыпаны погреба златом серебром,

Златом серебром, каменьем драгоценныим;

И обирал тут добрый молодец все злато это серебро

И раздавал это злато серебро по нищей по братии;

И роздал он злато серебро по сиротам да бесприютныим.

И обращался добрый молодец ко камешку ко Латырю,

И на камешке он подпись подписывал:

«И как очищена эта дорожка прямоезжая».

Источник: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Изд. 4 е. В 3 х тт. М. – Л., 1950, т. 2. №171.